Кубанский шлях. Исторический роман - стр. 14
Через некоторое время Фрола ввели в кабинет. Вид у него был потерянный.
– Где, – схватил барин Фрола за ворот рубахи, – где, сам знаешь что?
– Не знаю. Я с Вами был. Пришёл – Авдея нет. Думал, что-то с ним случилось. Вчера с утра он про Слёзки говорил. Вот я и пошёл…
– Ты и не собирался бежать? – спросил вкрадчиво.
– Не-а, – прикинулся дурачком Фрол.
– И не знаешь, где Авдей?
– Не-а.
– Врёшь, холоп! – взревел Залесский. – Заладил: «не-а да не-а». Я тебя насквозь вижу! Вы сговорились ограбить меня и бежать. Да я до смерти запорю, если не скажешь, где мой мешок. Где? Говори!
Лицо барина покраснело, глаза налились яростью. Он тряс Фрола и уже не мог остановиться.
– Где Авдей, пёс шелудивый? Где прячется этот подлец?
Холоп смотрел на барина чистыми, правдивыми глазами, и у того даже закралось сомнение: может быть, Авдей действовал в одиночку. Он такой – хитрый, опытный, подлец. Но и этот хорош!
– Ах, не знаешь? Скоро узнаешь, узнаешь почём фунт лиха.
Фрол стоял на своём:
– Хоть убейте меня, барин, но ей Богу, не знаю ничего, о чём Вы спрашиваете.
Александр Петрович двумя руками схватил кучера за горло и сдавил его:
– Я задушу тебя, и мне за такую гниду, как ты, ничего не будет.
Фрол отрицательно дёргал головой, не в состоянии произнести и звука.
Барин, трясясь от ярости, продолжал сжимать ему горло и орать:
– Ты у меня сгниёшь на каторге или забрею лоб. В рекруты отдам! Тебе-то на войне турки башку живо-то снесут.
– Что хотите, делайте, только я говорю правду, – наконец, смог сдавленно прохрипеть кучер.
У Александра Петровича опустились руки. Он позвонил в колокольчик, и Фрола увели. Вскоре вернулся исправник.
– Порите, ссылайте, – твёрдо сказал ему Александр Петрович, – там и второй ещё был, Авдей Попов.
– Как второй?! Да это же сговор! Статья совсем другая.
– Так, если того поймаете, я заберу его и сам выпорю.
– Нет уж, уважаемый Александр Петрович. Это дело серьёзнее, чем я думал. Будет следствие.
Действительно, сразу же завели дело. Допрашивали Александра Петровича. Справлялись о поведении Фрола и Авдея, об экипаже…. Не могли дворовые ли взять его тайно, без разрешения барина? Вызывали к исправнику Никодима и чинили ему пристрастный допрос. Он, несмотря на побои, отнекивался. Говорил, что ничего не видел, ничего не слышал, у него, де, своя работа. Боялся худшего. Оказывается, в кучере кто-то опознал одного из разбойников, грабивших проезжие экипажи. Александр Петрович испугался, что доберутся и до него. Тут уж было не до богатства – свою шкуру надо спасать. Он быстро продал «имение», вместе с семьёй Никодима, Миронову, и отправился в Санкт-Петербург к государыне с прошением восстановить его на военной службе.
Однако решения императрицы, относительно его просьбы, пришлось ждать более трёх месяцев. Причём, в свой гусарский полк вернуться было невозможно, не было места, и он получил назначение на край света, в Азов.
Конечно, Александр Петрович навестил в пансионе дочь, но едва узнал её. Девочка вытянулась, похорошела, и, несмотря на казённое платьице, смотрелась красавицей и аристократкой. Особой близости у Залесского с дочерью не было. Да и откуда ей взяться? Столько лет в разлуке! Он спрашивал, она кротко отвечала: «Да, папенька, нет, папенька», и расстались они довольно равнодушно. Но устроить судьбу Лизоньки как отец он обязан. И Залесский отправился на поклон к Барятинским. Для начала явился к самому князю, действительному статскому советнику, в присутствие. Но князь встретил его холодно, на обед не пригласил и, как обычному посетителю, велел изложить просьбу в письменном виде.