Кровь – не водица. Часть 4. Жизнь - стр. 8

Майма теребила Лизу сухонькими ручками, и Лиза вдруг с такой болью поняла – ее любимая свекровь стала совсем старенькой. И лет-то ей, наверное, было не так уж много, чуть за семьдесят, а жизнь не пощадила ее – сухонькая, седая старушка подслеповато щурилась, пытаясь разглядеть Лизино лицо.

– Ты к матушке, наверное, за Снеженькой? Так рано. Они в храме, молятся, каждое утро они там вдвоем. Погоди, пошли в столовую, видишь, дождь лупит.

Они почти бегом влетели на крыльцо, весело вломились в дверь, и Лиза обалдело остановилась – ничего было не узнать, как будто она попала в иное измерение. Майма внимательно вгляделась в ее лицо, улыбнулась.

– Тут компьютерный класс у нас теперь. Нас, сирых да убогих, интернетом пользоваться учат, чтобы все, как в миру. И я хожу, да старым мозгам не впрок. Да и не надо оно мне.

Лиза молча шла по узкому проходу между пластиковых столов, на которых лежали ноутбуки. Этот сюр становился все более острым, и она перестала уже понимать, где реальность, где фантазии, все смешалось.

– Откуда деньги у нее на это, мам? Ведь и стройка, и учителя, и врачи? Не понимаю.

Майма села на высокий компьютерный стул, притянула к себе Лизу, прижалась к ней худеньким телом, потом отстранилась, шепнула

– У нее спонсоров полно, так это, вроде, сейчас называется. Плюс скитчане, если они в миру денежные, участвуют. Кто-то дома свои продал, здесь навек поселился, кто-то квартиры. Здесь очень странный народ, ломаный, как хворост, они за это место зубами цепляются, да и матушка, конечно, силы великой, из небытия их возвращает. Ты не думай про это, доченька, зачем тебе. Не удумаешь всего.

Лиза села напротив Маймы, погладила ее по щеке.

– Ну, а ты как, мам? Как живется тебе?

Майма чуть погасла, как будто дунули на свечечку внутри нее, потемнела лицом

– Живу… Болею немного, но здесь мне хорошо. Петяй вот только ушел, одна я. Ничего. Живу. Да и осталось недолго.

Она смахнула слезы невесомой ручкой, хотела что-то сказать, но не успела. Дверь распахнулась и вместе с порывом дождливого ветра в комнату влетели две феи. Обе в белом, легкие, невесомые, как стрекозы, только одна высокая, вторая поменьше, вот и вся разница. Лиза вскочила, как встрепанная, бросилась к дочери, прижала к себе, как будто боялась, что она исчезнет.

– Снежа! Маленькая моя! Господи, думала не дождусь. Доченька.

Она плакала навзрыд и целовала прохладные нежные щечки девочки, у дочки с головы сползла косынка и шелковистые, совершенно белые волосы рассыпались по плечам. Лиза ошалело собирала ее пряди, с ужасом глядя на Серафиму.

– Ничего, мам. Эта седина со временем чуть изменится, станет казаться, что она просто такая светленькая. Грань была так близка, что оставила след. Мы справились, лед растопили, но снегом, видишь, чуть припорошило. Так у нее и имя такое, снежное…

Сима улыбалась, подталкивала Снежу к матери, а девочка смущенно опускала глаза, дичилась.

Лиза встала перед дочкой на колени, и все прижимала ее к себе, глотая слезы.

– Все, девушки, и так дождь, а тут вы еще. До ужина время ваше, а к восьми все собираемся в зале. Даниил проповедь для вас приготовил, да и знакомить я вас буду. И не опаздывать!

Серафима кивнула головой Снеже, и та повиновалась, поцеловала Лизу, помогла ей встать, послушно встала рядом. Что-то появилось такое в девочке, как будто она чуть отстранилась от Лизы, отгородилась невесомой, невидимой стеной. Майма успокаивающе дотронулась до Лизиной ладони, шепнула