Критическая масса (сборник) - стр. 32
Оставив себе этот вариант про запас на крайний случай, Сашенька, имея теперь в загашнике хоть и хилый, но надежный выход из ситуации, немножко даже поуспокоилась и попыталась размышлять, насколько можно здраво. Дядька этот, ясно, не просто умер, а это Резинка его убила – случайно. Вновь прокрутив в напряженной памяти недавний разговор Резинки и отчима, девочка догадалась, что «хрястнулся» он о какой-то мраморный стол сам – и до смерти. Резинка считала, что все станут думать, будто она его нарочно ударила – и правильно считала, потому что даже Семен ей не поверил – и это после всего, что у них было! Что уж тогда о милиции говорить… А вот Сашенька поверила сразу: она откуда-то точно знала, что Резинка попросту несчастная – несмотря ни на красоту ее, ни на дорогую машину – и не могла она никого специально убить, тем более, мужа… Телевизор Сашенька тоже смотрела, хотя редко и без особого интереса, и потому очень хорошо представляла, что мертвому дядьке дальше предстоит: его обязательно спрячут или даже зароют. Зачем понадобилась неприметная мамина машина, тоже было теперь предельно понятно: возить труп в ярко-красном впечатляющем авто не то что рискованно, а элементарно глупо. Серую же «десятку» никто не заметит и не запомнит… Вопрос остался только один: что именно сделает Резинка, если все же увидит, что на заднем сиденье, кроме мертвого тела, есть еще и живое – все видевшее и слышавшее? Удобней всего, конечно, это самое лишнее некрупное тело тоже сделать мертвым, тем более, что ему и мраморная столешница не потребуется: шею Сашеньке такая крупная тетька способна свернуть одним не слишком сильным движением… Другое дело – сможет ли Резинка так поступить, ведь она, наверное, любит детей, раз решилась делать себе ребенка даже с чужим мужем… В любом случае, роль у Сашеньки оказалась самая что ни на есть пассивная: сжаться получше, в одеяло уйти поглубже, шевелиться поменьше и положиться на свою взбалмошную судьбу…
Чуть-чуть отогревшись и вновь призадумавшись, Сашенька обнаружила, что ей уже не так страшно: она умудрилась как-то привыкнуть к ситуации и не то чтобы извлечь удовольствие, а очень сильно взбодриться от неожиданной, хотя и не слишком оригинальной мысли: ведь потом, когда весь этот кошмар закончится, и она станет о нем рассказывать другим, то это будет сущей правдой! Она действительно переживает настоящее, не вымышленное приключение, в котором, пожалуй, и приукрашивать ничего не нужно! Рассказать придется, само собой, маме, потом Вальке, а потом бабушке с дедушкой…
Сашенька подумала о них с мимолетной нежностью: оба они были неизменно ласковы с внучкой и никогда не пытались расставлять невидимые ограничительные столбы вокруг ее законного летнего досуга. В любое выбранное время, прихватив с собой легкий рюкзачок с бутербродами, термосом, кремом от комаров, компасом и спичками, девочка невозбранно уходила в лес на долгие часы и в свое удовольствие бродила там, совершенно игнорируя соблазнительные грибы и ягоды, но предаваясь любопытным наблюдениям и неизменным мечтам. Только она одна знала, что на самом деле рядом с ней всегда кто-то есть: в основном, тот мужчина, которого она в данный момент любила, или подлежащий воспитанию герой из читаемой книги – и она показывала ему заветные места, предлагала, всегда нарываясь на отказ, бутерброд с сыром или советовала внимательней смотреть под ноги. Вернуться дозволялось хоть под вечер – и всегда на веранде ждала ее грустная бабушка в ситцевом платке, над пол-литровой банкой жирного парного молока, недавно нацеженного из розово-гнедой Зорьки, и вкусной обсыпной булкой на белом щербатом блюдечке. А дедушка, то и дело привычно приглаживая все еще толстые лихие усы, неторопливо курил на далекий закат, иногда рассеянно изрекая незатейливые афоризмы…