Критическая масса (сборник) - стр. 34
Наверное, Резинка очень умаялась, потому что присела вдруг на корточки над водой и не шевелилась несколько безмолвных минут, ничего вокруг не видя и не слыша. Зато огляделась Сашенька – и невольно вздрогнула: она давно уже заметила, что в этом месте поросшая темной травой грунтовка заворачивала вокруг озера – и там словно мелькнула вдруг большая черная тень. Мелькнула опасливо, двумя бросками преодолев открытое место и исчезнув в прибрежных кустах. Но больше ничего не шевельнулось, и никаких подозрительных звуков, сколько Сашенька ни напрягала слух, она так и не услышала. Показалось. Да и размышлять об этом долго не пришлось, потому что спохватившаяся Резинка уже быстрым шагом возвращалась к машине. Хлопнули одна за другой две дверцы. «Десятка» классически, в три приема, развернулась на берегу и вновь заковыляла по ухабам, унося с собой вполне в это время довольную жизнью Сашеньку и Резинку, неизвестно какими чувствами обуреваемую…
Сашенька так никогда и не вспомнила, что именно заставило ее минуты через три осторожно высунуться и глянуть назад через стекло багажника: может, смутное воспоминание о тени, мелькнувшей у озера, а может, дремучий инстинкт беглеца, которым она себя, сама того не подозревая, уже ощущала вполне. Далеко позади в темноте медленно и осторожно двигались два мутных грязно-желтых огня. Сашенька не зря одиннадцать лет прожила дочерью автомобилистки, и потому сразу безошибочно определила, что это могут быть только фары едущей за ними от озера другой машины. И означать это могло лишь одно: там, у мостков, они все это время были не одни…
Как и все дети в мире, Сашенька с рождения несла в себе идею бессмертия. Ощущение само собой разумеющейся вечности впереди начинает покидать здоровых и не оглушенных особыми несчастьями людей только после благополучного завершения первой трети далеко не всем отпущенного века. Человек старше этого возраста, как правило, уже не так беззаботно подвергает себя бессмысленному, но манящему риску, как дитя или подросток, даже постоявший однажды над хладным трупом ровесника. И это не потому происходит, что взрослый больше знает об опасности – ребенок о ней слышит, определенно, чаще – а из-за глубокой, ничем не вытравливаемой веры, что смерть или непредставимое несчастье не коснется именно его. Эсхатологически такая уверенность, возможно, и оправдана, потому что, человек, от рождения вынужденный словно идти с завязанными глазами по пересеченной местности между двумя ужасающими пропастями, что лежат до рождения и после смерти, по мере отдаления от первой, все менее ясно представляет себе и вторую…
Сашеньке сильно не повезло: с восхитительным ощущением бесконечности земного бытия ей пришлось расстаться лет на двадцать раньше, чем сверстникам, причем, в отличие от них, прозревающих постепенно, с ней это произошло в считанные минуты. Девочка очень быстро и неотвратимо осознала, что раньше, даже тайно сидя рядом с покойником на заднем сиденье машины, она, в сущности, лишь приятно щекотала себе нервы, потому что опасность все равно была скорее воображаемой и даже желанной. Представить себе серьезно, что либо отчим, либо Резинка ее спокойно мимоходом умертвят, было нелепо, и думала она об этом только ради дополнительного адреналина. А от двух зеленоватых фар, все неотвязнее маячивших позади, вдруг устремилась прямо на беззащитную Сашеньку волна такого слепого ужаса, который, знай она, что он значит, непременно назвала бы смертным. Там, в той машине, находился