Криминал-шоу. Повести - стр. 45
– А сейчас нельзя? Только б на улицу выскочить…
Вадим покачал головой, кивнул на дом. Из окна веранды на них пристально смотрел жирный.
Поднялись на крыльцо, вошли в дом, скинули туфли у порога, ступили в просторную комнату. Вся банда была в сборе. Даже старуха-ведьма то и дело шаркала из кухни, добавляла к уставленному столу новые тарелки и чашки. Обстановка в доме стандартная, но ценная: сервант с бронзовым декором, стол и стулья с гнутыми ножками, телевизор «Тошиба», видик, музыкальная горка «Мэйд ин…», ковры на полу, на двух стенах, занавеси на окнах из странного, тёмно-синего, тюля в крупную клетку, словно решётки. Окна выходят во двор.
Все уже сидели за обширным столом. Посередине горец, без очков, без пиджака, в белой рубашке. По бокам от него – братец с сестрой, трезвые, скучные, с отвислыми губами. Два стула – свободны. К трапезе ещё не приступали.
– Э, прахади, дарагой. Пращальный абэд кушат будэм.
Слово «прощальный» прозвучало зловеще, двузначно. Игорь хотел отказаться, но, как всегда, когда организм переборол-пережил похмелье, в животе кишки пищали от голода. Игорь вслед за поэтом сел, пододвинулся вместе со стулом к пиршественному столу. Сглотнул слюнки – икра чёрная и красная, салат из помидоров, огурцов и лука, селёдка в натуральном виде и селёдка под шубой, ещё какие-то диковинные разноцветные салаты, куриные ножки, холодец, сало солёное, буженина, грибы маринованные, сервелат, сыр, прозрачные пластики осетрины, шпроты в баночке, а в центре стола дымился в громадном блюде цельный поросёнок, обложенный жареным картофелем и обсыпанный щедро зеленью. На маленьком столике рядом с Лорой дожидались своего часа напитки – две бутылки «Плиски», две «Чио-Чио-Сан» и штук десять пепси-колы.
– Э, Лора, дэвачка, налэй дарагому госту, – бодро сказал Карим и чувственно потрепал снулую бандитку по щеке.
Он вообще, видно было, находился в добром расположении духа, был необычно говорлив, тёмные масляные глаза его томно щурились. Вероятно – дела в этом городе провернул как надо.
– А ты, Вита, налажи дарагому госту закусит, паухаживай, – и бородач потрепал жирного по мясистой щеке так же чувственно, как до этого деваху.
– Мне – пепси, – сказал твёрдо Игорь.
– Э, что так? Абижаешь.
– Мне – только пепси, – повторил упрямо Игорь. – Я не пью.
– Хо! – оживился хряк, тряхнул косицей. – Во, пидор! С каких же это пор?
– Со вчерашнего дня, – спокойно, глядя в его свиные глазки, ответил Игорь. – Кстати, и тебе очень и очень даже не советую пить.
– Это ещё почему? Чего ты?
– А то! Видишь ли, любезный, не хотел тебя пугать, но уж так и быть. Я в медицине кой-чего понимаю, Витя. Погляди внимательнее в зеркало на белки своих глаз, на цвет кожи лица, изучи белые пятнышки на ногтях. У тебя, Витёк, цирроз печени и в очень запущенном состоянии. Так что, голубчик, меня ты не надолго переживёшь – осталось тебе месяца два, от силы три. Мужайся, дарагой, готовься.
Игорь говорил уверенно, убедительно. Педерастик осел на стуле, обмяк, приоткрыл срамной свой рот, даже посерел лицом. Он то взглядывал на ногти, но на зловещего прорицателя. Быстро глянул на хозяина, поэта, сестру – те на помощь не спешили. Но всё же шеф вступился-таки:
– Э, нэ слушай, нэ вэрь. Наш гост шутит.
– Я не шучу, – ещё серьёзнее, от ненависти обретя в себе актёрский дар, добил борова Игорь. – Я вижу: у него смертельная болезнь в последней стадии – страшнее рака.