Криминал-шоу. Повести - стр. 43
Он хмыкнул, вспомнив недавний случай. В воскресенье, по поздней весне, опохмелившись с утра, Игорь наотрез отказался ехать на дачный участок – перекапывать грядки. Зоя отправилась, автобусом и через речку паромом. Обыкновенно же, вдвоём, они добирались до своей фазенды на велосипедах кружной дорогой через мост. И вот, от горла попив в тот день всякой дряни – и пива, и винца, и водочки, – Игорь вечером балдел у телеящика. Уже смеркалось. Что за чертовщина! Паром ходил до девяти вечера, а уже натикало десять…
В половине одиннадцатого Игорь не выдержал, вытащил с лоджии велосипед, помчался через ночной лес на участок. В тяжёлой гудящей голове ворочались мрачные мысли: чёрт его знает, что могло случиться – может, сердце прихватило. Лежит теперь одна-одинёшенька в вагончике и уже похолодела… Но, по привычке, Игорь надеялся на лучший вариант: Зоя уже в городе, просто зашла на обратном пути к какой-нибудь знакомой, да и заболталась.
Он подкатил к своему клинышку земли уже полной ночью, приблизился к вагончику, и дыхание у него спёрло – дверца была прикрыта, но не замкнута. Он бросил велосипед, вбежал по крутой лесенке, распахнул дверь, нашарил справа, на полочке, в коридоре коробок спичек и одновременно вскрикнул суматошно:
– Зоя!!! Зоя, ты здесь?!
Послышался шум во тьме вагончика, восклицания. Игорь наконец запалил спичку, и тут же на свет из жилого отсека высунулось потерянное пьяное лицо соседа по даче Лёши. Он был в одних плавках. Лёша нелепо развёл руками, поднял плечи, пробормотал:
– Извини… Виноват… Так получилось… Я ухожу.
Игорь, выпучив глаза, ошарашено смотрел на него, молча посторонился, пропуская. Он не знал, что делать, как себя вести. Лишь потом, чиркнув другую спичку и увидев в глубине вагончика напяливающую на себя одежды супругу, тоже непривычно поддатую, незнакомую, он вдруг зареготал, заржал, сгибаясь в поясе, начал притоптывать ногами и пристанывать:
– Ой, не могу! Ой, мамочки мои, сейчас помру!..
А Зоя кричала слезливо и пьяно: мол, сам виноват, мол, это она назло ему, Игорю…
Позже он пёр, надрываясь, увесистую свою благоверную на раме велосипеда ночной дорогой нах хаус, изводил насмешками. И знал, что будет изводить теперь очень и очень долго – до того смотрелась нелепо толстая, хронически фригидная, да ещё и влюблённая в него, в мужа, Зоя в роли изменницы, в роли чужой любовницы.
По правде говоря, Игорь шутил-кобенился чуть через силу, с неохотой – всё же корябнуло по сердцу: как бы там ни было, а рога носить любому мужику чести мало. Но, с другой стороны, Игорь сразу почувствовал, как с души его свалилась громадная глыба вины перед женой за Арину. А вина эта висела, гнула, мешала полностью считать себя счастливым.
Теперь же – всё позволено!..
Всё?.. Хотя, ладно: если сегодня жизнь кончится – то и думать нечего. (Игорю самому как-то отстранёно, извне, нравилось, как хладнокровно он размышляет о скорой своей неминуемой смерти.) Трагическая кончина всё спишет. Всю его несуразную жизнь оправдает…
А вдруг он выкарабкается? Что если ещё не финита ля комедиа?.. Как быть, если это только новое предупреждение свыше, последнее, грозное? И впереди ещё – двадцать! тридцать! сорок лет!.. Конечно, первым делом – не пить. Хватит, отпил своё. Нутро всё сгорело-сгнило, мозги, он чувствует, всё сильнее разжижаются, можно и вообще одебилиться. Да и теоретически Игорь давно уже осознал, и не только в больно-похмельном состоянии: спиртное ничему не помогает, не делает жизнь беззаботнее, не успокаивает душу. Наоборот.