Крестная мать - стр. 6

Анна сказала бы им что-нибудь еще, но телефон грянул вальсом Свиридова, и уж тут ей самой пришлось стыдливо вжать голову в плечи и торопливо отключить звук. На экране ритмично мигало одно-единственное слово: «Федор».

Снова шепот, извинения – и тернистый путь чужих коленей. Уже пошли читать пятиклассники, шестой вот-вот, а там и Маша… Не пропустить бы только!

 – Да, – выдохнула Анна в трубку, аккуратно прикрыв дверь в актовый зал.

 – Привет, дорогая, – Федин голос, как мед с сахаром, липко стекал из ушей за шиворот. И что Игорь в нем нашел? – Тебя уже можно поздравить?

 – С чем? – Анна вздрогнула: неужели пропустила какой-то праздник? Да нет. Маша – апрельская, Сава – июньский, сама в январе…

 – Ну как: у нотариуса была уже? Как там бумаги на наследство? Все готово или опять ждать?

 – Ах, это… Да, все в порядке. Так себе повод для радости.

 – Вот же я сволочь бестактная! – тут же горестно спохватился Федор. – У тебя муж… А я тут… Прости, ради Бога. Игорь… Он был прекрасным человеком…

 – Вот только не начинай траурную речь!

 – Да-да, прости. Слушай, нам бы поговорить…

 – Конечно, только, – Анна покосилась на дверь актового зала. – Я тут занята слегка. Может, я заскочу в химчистку во второй половине дня?

 – Отлично! Буду ждать.

Анна убрала телефон, предварительно отключив, расправила несуществующие складки – и, отбросив волнение, взялась за ручку двери, чтобы, наконец, послушать дочь. Однако стоило Анне заглянуть в зал, как дыхание перехватило от неожиданности: вместо конкурса чтецов там царил полнейший бедлам.

2. Глава 2

Родители толпились между рядами, загораживая обзор, участники конкурса пугливо жались к бархатному занавесу.

 – Минуту ведь не было! – пробормотала Анна, вытягивая шею. – Что там стряслось?

Одна из женщин высокомерно обернулась и хмыкнула.

 – Вы ведь мать Пачиной? Вот ваша дочь и…

 – Маше плохо?!

Есть люди, которых страх парализует. У Анны же всегда в критических ситуациях в кровь поступала такая лошадиная доза адреналина, что прицепи сейчас кто-нибудь к этой хрупкой миловидной дамочке трос от КамАЗа, она бы и его уволокла на тяге материнской заботы. Одна только мысль о том, что с Машей может что-то случиться, заставила Анну решительно и молниеносно проскользнуть через толпу и выйти к сцене.

Кремовые ковры, на которые скидывались только год назад, напоминали поле боя после артобстрела. Усыпанные черной землей и осколками цветочных горшков, они образовали широкий круг отчуждения. В центре круга стояли два парня, у одного сочилась кровью губа, второй, запрокинув голову, удерживал в носу обрывок салфетки.

 – Боже, что это? – Анна прижала пальцы к губам.

 – А это, Анна Леонидовна, ваша Маша, – безжалостным приговором прозвучал голос завуча.

 – Маша?.. Наталья Владимировна, да как же…

Маша нашлась: она стояла чуть поодаль, сцепив руки замком. Ни следа повреждения, ничего, что должно было насторожить. Косички, белый воротничок. Не девочка – картинка. От облегчения Анну прошиб холодный пот. Секунду назад материнский мозг рисовал ужасающие кадры падения Маши со сцены, обморока, разбитой головы. Но нет, вот же…

 – Да-да, это все – ее рук дело, – с каким-то садистским злорадством подтвердила Наталья Владимировна.

 – Не может быть… – Анна неверяще мотнула головой.