Крепостная - стр. 28
Пока я снова накрыла чай, сбегала за пирогами до кухни да обернулась, за столом в гостиной велась беседа. Я не особо интересовалась сплетнями, которые тут были основной темой, но прислушивалась. Только так я могла получить какую-никакую информацию.
– Значит, Николай Ильич, вы ко мне с простым визитом? Ра-ад, рад, что не по делу. Давно вас не видел, – барин присел на стул Домны. Стул был повыше. И его спине, прижавшей, видимо, уже сильно, на нем было поудобнее.
– Не совсем-с, хотя… да. Пришел справиться о вашем здравии, Осип Германович.
– Да все нормально, только вот спина чегой-то побаливает, но… – тут барин снова начал смеяться, и я поняла, что сейчас он расскажет доктору о моем предложении.
Так и случилось. И они несколько минут смеялись. Но лекарь потом даже не вспомнил о жалобе и не соизволил выяснить, откуда растут ноги у этой боли.
– Так вы говорите, что и дело у вас имеется? – напомнил внимательный во всем Осип.
– Да… – лекарь мялся, будто собирался просить денег в долг, но все никак не мог на это решиться.
– Говорите, говорите. Не раз вы меня выручили, так и я, может, коли не помогу, так насоветую чего, – барину стало интересно, и я заметила, как во взгляде его что-то блеснуло.
– Хорошо, так и быть. Я понимаю, что вам сейчас не до… не до… В общем, моя сестра Степанида Ильинична, как вы знаете, вдовствующая дама, но при доме, при сыновьях и дочерях. Но женщина еще не пожилая и…
– Помощь, коли нужна какая, не стесняйся, Николай, говори, как есть. Коли в моих силах, помогу, – решил помочь ему барин. А я вдруг поняла, что вот так вот баб расписывают только в двух случаях: либо хотят чужую жену похвалить, либо ее, значит, эту бабу в жены кому-то набивают.
– Хочу предложить вам ее в супруги, – на выдохе выпалил лекарь и замер, вперив колючий карий взгляд в барина.
– В супруги? – барин даже не напрягся, потому что, судя по всему, и не понял.
– Как есть в супруги. Негоже вам, дорогой Осип Германович, одному. Молоды вы еще, сильны и… одному-то ой как несладко в нашем возрасте, – торопился описать все причины лекарь.
– Это мне, что ли, супругу? – почти по слогам спросил Осип.
– Вам. Коне-ечно, не сейчас, а летом или даже осенью, чтобы траур соблюсти, – умасливал лекарь, заметив, что барин глядит на него вовсе не зло, а даже расположен к обсуждению сей темы.
– Никола-ай Ильи-ч, ми-илый! – затянул барин, будто хотел покрыть все факты собеседника очень жирным козырем в виде препятствий, но начал хохотать. От души, громко, как хохотал давеча надо мной.
– Н-ничего смешного, Осип, ни-че-го! – Николай Ильич даже привстал в кресле, будто хотел показать, что оскорблен.
Но хозяин мой не заметил бы сейчас не только этого движения его. Если бы в избу вошли с гитарами цыгане с медведем, то и их бы проигнорировал.
Убежал гость, так и не дождавшись путного ответа. Барин смеялся, повторяя одно: – Эт я, што ль, жаних? Я? Осип Германыч? Я? Жаних?
Когда он успокоился, то посмотрел на свое кресло, а потом понял, что сидит на стуле Домны, и плечи его поникли.
К вечеру барин не мог сесть. Спину пересекло. Фирс бегал вокруг, отправил за лекарем, но тот не явился. Сказали, что выехал из части по делам.
Я, ничтоже сумняшеся, сходила в комнату преставившейся хозяйки, забрала пахнущую камфорой и эвкалиптом мазь и заставила Фирса проводить меня в комнату к хозяину. Тот лежал в странной позе и боялся пошевелить.