Крепостная - стр. 19
– Не такой! Неужто и правда все из головы повылетало? Ты и пискнуть боялась. Бегала за барыней, как кошка за котятами: то ей подушку на стул, то шаль, то обдувать примешься. Я понимала, за что она тебя выбрала. Даже не обижалася тады. Потому что лентяйкой как была, так и осталась. А ты ведь как веретено вокруг ней крутилась. А сейчас будто заменили тебя, – Глаша прищуривала глаза, словно говорила и вспоминала свои настоящие чувства тогда.
– Не подменили. Забыла только вот, – я хотела поговорить о деле и боялась перейти на него. Мало ли, может, обсуждать хозяев здесь не принято.
– Письмо какое-то привезли поздно ночью, вот барыня и собралась по утру. Даже не знаю, чего за письмо могло быть такой срочности, – сама открыла мне дорогу к теме Глаша. Она рыскала глазами по булкам, видимо, хотела и то и то испробовать
– А! Вот оно чего! А ты ешь, Глашь, ешь. Я уже больше и не хочу чего-то. Слушай, а вот про деревни она говорила, да про деньги – это правда все ее? Разве Осип Германыч ничего и не имеет?
– Благодарствую! Я пироги да булки шибко люблю. Мяса не надо, лишь бы сдобой пахло! – Глаша протянула руку к булочке, щедро посыпанной маком. – А это да, всё барыни, – Глаша свободной рукой обвела все стены. – Она ему плешь проела со своим наследством, хотя поговаривали, что девкой вздорной да глупой была. А ее батюшку отец нашего барина и правда спас от смерти.
– Значит, до старости дожили и все никак миром не заживут? – уточнила я.
– Да. Дай Бог доброго здоровия нашему барину. Добрый он, покладистый. В мастерской у него, говорят, все мужики, как на небушке с богушкой живут…
– Хороший он, значит? – подытожила я.
– Ой, какой хороший, да правдивый, да серде-ешны-ый, – Глаша закачала головой, и голос ее начал сваливаться в причитания.
– Ладно, не вой. Никто не умер, слава Богу. Говоришь, мастерская?
– Мастерская, мастерская. Мастерят в которой, понимаешь?
– Да понимаю, а чего мастерят-то? – говорить с моей товаркой было настолько сложно, что меня подбивало иногда дать ей затрещину. Но чаще она просто вызывала смех.
– Токовый станок там, значит… – она положила булку, глаза ее забегали, видимо, в поисках чего-то, что можно привести пример. Потом, не найдя, она раскинула руки так, будто хотела бы показать слона, но их не хватало. – …Такущий вот!
– А чего им делают-то? Токарный, поди? – предположила я.
– Точно! Так и зовется. Ну вот. У хозяина в мастерской их всего два. Там посуду из дерева делают, части какие-то. Я была пару раз, забирала кружки да миски. В деревне их потом маслом натирают, сушат и кады ярмарка, значит, начинается, то там и продают. Красиву'шшее все! – Глаша выпучила глаза, натянула улыбку и закачала головой в разные стороны, как деревянный болванчик. Я прыснула в кулак и, не сдержавшись, всё же рассмеялась в открытую.
– Чаво смешного сказала? – вроде как даже обиделась Глаша.
– «Ничаво», – продолжая смеяться, ответила я.
– Я чичас скоро половики-та сыму, пока в реку положу да каменюкой прижму. Мальчонки там ишо трутся, приглядят. Так скорее их отшоркаем, полежавшие-то, – Глаша вытерла ладони о широкую юбку, поискала глазами свой белоснежный передник, в котором она накрывала стол, прихватила его и побежала в гостиную. – Собирайся, только шляпку-т не забудь! Ты ить почти барышня!