Крепостная - стр. 16

Наверное, я так и оставалась бы в неведеньи, кабы не очередной скандал хозяев за столом. Вернее, даже не хозяев, а Домны. Потому что супруг ее, теперь я уже была в этом уверена, совсем не скандален, не глуп, как она выставляет его, и не рассеян. Просто Домны в доме было так много, что мужчине не оставалось места здесь.

Разбудила меня раным-рано Глаша. Как выяснилось, сама она спала  в мастерской. Была такая изба на задах, сразу за кухней. Одна большая комната, печь в центре, по стенам полки и деревянный верстак из толстенного бруса. Тут жил Фирс. Чинил всю домашнюю утварь. Когда по зиме телилась корова, тут же огораживали теленку уголок, чтоб не замерз. У окон была его лежанка – полати, тянущиеся во всю ширину избы.

А вот за печью, отгороженная занавеской, стояла кровать Глаши.

Моя единственная подруга рассказала, что сначала жила в доме барыни, как и я. Но потом комнату решили переоборудовать под гостевую из-за того, что как-то сын хозяев привез друзей, и их следовало где-то расположить.

 В доме было еще одно крыло. Как поведала Глаша, там есть комната хозяйского сына и кабинет. Но вход в то крыло через гостиную. Сейчас дверь закрыта, а ключ держит у себя Домна. Раз в неделю Глаша и еще одна женщина из деревни получают ключи и идут мыть там все. А хозяйка проверяет после. Часто это занимает весь день, поскольку вылизано там должно быть, по словам барыни, «как причиндалы у кота».

– А чего там мыть, коли никто не живет? – поинтересовалась я.

– Барыня больно Петра Осипыча ждет. Сына, значит, ейного. Когда не во злобе, много про него рассказывает. Учится он в самом Петерхбурге, – последнюю фразу Глаша произнесла так, будто и сама гордилась этим фактом.

Так вот, ранним утром она подняла меня и заставила собираться быстрее обычного. Барин и барыня ни с того ни с сего решили с раннего утра уехать в Троицк по делам. А сейчас нужно было быстро накормить их и в дорогу еды положить. А мне, само собой, барыне надо было саквояж с вещами собрать, поскольку ночь следующую им ночевать придется в этом самом Троицке.

– Глаша, ты подсоби мне с одеждой. Я ведь даже не знаю, чего ей собирать-то! – после того, как я барыню одела, и мы скоро с подругой принесли с кухни на стол завтрак, потащила ее с собой в покои моей душемучительницы.

– Как чего? – важно засуетилась Глаша по спальне, открывая шкаф. Достала снизу квадратный, похожий на небольшую деревянную коробушку саквояж, на дно уложила чистую ночнушку, спальный чепец с завязками под горло, потом шерстяное платье на случай, если хозяйке придется переодеться. Туда же Глаша положила небольшой молитвослов и перчатки. Закончила она сбор «тревожного» во всех смыслах чемоданчика шляпками.

Оказалось, без шляпок нынешняя дама не имела права показаться в приличном обществе. Ехала Домна в очень тяжелом богатом парчовом платье темно-синего, ее любимого цвета. С собой Глаша положила платье попроще. Не в смысле красоты, а по тяжести.  Лиловое, тоже щедро украшенное лентам и тесьмой с шелковым поясом.

– Шляпки под цвет платьев. Их ни-ни совать в саквояж-та. Только в шляпную коробку, – учила Глаша, споро устанавливая две круглых коробки на дорожную сумку. Она металась в поисках ленты, чтобы связать этот багаж в одну удобную для переноски конструкцию.