Крепкий керосин принцессы Беатрикс - стр. 3
Тот выпал из окна, низко висящего на севере Долины. Но упёрся в землю длинным боком и застрял. И когда окно с низким гулом схлопнулось, часть ящика отрезало. Вина я тогда потеряла – страсть, сколько! Вся земля была усыпана разноцветным стеклом. Одно утешение – бутылок осталось ещё много. Их хватит на долгое время.
У большой мусорной кучи, состоящей по большей части из бумаг, заполненных чёрной паутиной незнакомых символов, я сворачиваю к воде.
– Мы не хотели, Ваша милость! Простите нас! – пара совсем отмороженных крестьян топчется у моих вершей. Они в ужасе смотрят на меня, а потом падают ниц. Деваться им некуда. Я стою на тропинке, справа виднеются воронки гнезда вампкрабов, а по левую руку – высокая трава, в которой может оказаться совсем неприятный сюрприз вроде листиножки – ещё одной твари из опасного перечня. Прилипнет незаметно к ноге, а через пару часов та у тебя отнимется, потом почернеет. А затем ты весь разжижишься и протечёшь чистым протеиновым соком, на радость отложенным в теле полупрозрачным личинкам, которые доедят тебя до конца.
Мусорная долина – очаровательное место, как ни крути, только к нему стоит привыкнуть. Понять, что она хочет в данный момент невозможно – убить тебя или наградить, отнять у тебя всё самое ценное или, наоборот, подарить ненужную вещь, которую ещё надо к чему-нибудь приспособить, разгадать предназначение. В этом заключается прелесть Долины, во всех её тайнах и непонятках. В абсолютной неизвестности, в которой необходимо существовать.
Я над этими вещами пытаюсь думать, а вот мой зубастый дружочек нет. Ва категорически не нравятся тайны. Столкнувшись с явлением, над которым надо хотя бы пару мгновений пораскинуть мозгами, дракон принимается ныть.
– Ну, его к чёрту, Трикси. Брось ты эту байду, зачем она тебе? – обычно квакает он, и строит грустную морду. Прикрывает глаза третьим веком, печально вздыхает. Тайны прерывают его удовольствия, и это кажется ему несправедливым. Он пытается возражать, хочет не замечать ничего. Безуспешно заставляет меня действовать так же. Но что поделать, если Долина чуть больше, чем вся, состоит из тайн? Слава бороде Матушки Ва, что я бесконечно терпелива и добра, иначе мы бы давно разругались.
Я разглядываю воришек сквозь забрало шлема. Для них я ещё хуже павука. Павука, вооружённого жуткого вида посохом, с которым умею обращаться. И, мафун, к тому же, же орёт:
– Прошлый раз, чувак, мне было фигово!
– Простите, леди Беатрикс! – завывают крестьяне. Видно, что смирение у них ложное – рожи у обоих бандитские, у одного шрам ото лба к разваленному надвое уху. У второго глаз заплыл жёлтой коростой, такое бывает, когда кто-то умудряется понюхать пыли из окон. У ног крестьян валяются две дубинки с оплетёнными проволокой концами. Нисколько не сомневаюсь, что эти прохвосты простым выращиванием морковки не занимаются. Небось, прислуживают местным баронам, которые воюют друг с другом, набирая отряды из жителей окрестных деревень. К тяпке мои воришки не прикасались никогда.
– Простите, леди! – тот, что со шрамом, протягивает мне грязные руки с траурными от порохового нагара ногтями. В глазах дрожит ужас; мне становится смешно, но я сдерживаюсь. Ежу понятно, что в такие моменты хихикать глупо.
Конечно, я их прощаю и в качестве компенсации заставляю нырять в холодную воду за вершами.