Кредо холопа - стр. 69
– А во что мы переоденемся?
– Что? – удивился жлоб с пудовыми кулаками и мрачным взглядом неандертальца.
– Я говорю, если мы свое тряпье постираем, во что сейчас оденемся?
Сразу же за этой репликой Гриша убедился, что вопрос, заданный им, вне всяких сомнений относится к категории глупых. Его убедил в этом кулак жлоба, мощно врезавшийся в его ухо. Гриша не устоял на ногах, и покатился с крутого берега в воду.
Переодевать крепостных никто и не думал, так что после стирки они пошли обратно голыми, неся мокрые вещи в руках. Гриша с отвращением косился на собратьев по несчастью. Жалкая одежда хотя бы прикрывала выпирающие сквозь желтую кожу ребра, многочисленные синяки и ссадины, а так же тот факт, что очень многие крепостные прошли процедуру стерилизации. Впрочем, сам Гриша, точнее тело его зеркального двойника, выглядело не лучше. Одно лишь утешало – яйца, по крайней мере, были на месте. Их присутствие обнадеживало, но и пугало – было что отрезать. О том же, чтобы использовать свое хозяйство по прямому назначению, Гриша даже не мечтал, поскольку прекрасно помнил жуткую участь Ильи грешника. Если даже за несанкционированное сношение с забором здесь так карали, что же с ним сделают, если застукают на живой бабе? Гриша старался об этом не думать – берег психику.
На следующее утро все холопы, чистые, нарядные, красивые, были разбужены на два часа раньше обычного, и без завтрака выстроены на дороге. Надзиратели тоже были здесь в полном составе, но они не стояли столбами, а сидели под навесом, кушали пряники и пили чай из самовара. У Гриши от их чавканья началось такое неуправляемое слюнотечение, что он заляпал рубаху до самых колен. Прочие холопы терпели стоически – они давно привыкли безропотно сносить голод, холод и все остальное. Но и им сегодня пришлось несладко – надзиратели под страхом зверской смерти запретили им портить воздух, поскольку вместе с ними, во главе процессии, пойдут господа, и если вдруг до слуха барина донесется чья-то поп-музыка, да еще в святой праздник, это будет весьма нехорошо. Что уж говорить до утонченного слуха молодой барыни, которой такие звуки вообще опасно для жизни слушать.
Гриша, взращенный в ином мире с иными обычаями, умел неплохо контролировать свой зад, хотя, если давление газов превышало определенный порог, не мучил себя и давал гудок. К тому же Гриша всегда придерживался того мнения, что естественное не может быть безобразным, а все эти строгие правила выдумали разные аристократы, которым больше делать было нечего, кроме как сидеть и терпеть изо всех сил, лишь не нарушить норм приличия. Да что там какое-то испускание газов. Гриша несколько раз видел в кино, как эти аристократы кушают, и ему стало дурно. Лично он из всех столовых приборов больше всего любил руки. Что ни говори, но ничего удобнее рук еще никто не придумал. Вот, к примеру, макароны. Пойди-ка каждую вилкой подцепи, да пока одну цепляешь, вторая соскакивает. Мука одна. Другое дело рукой как зачерпнешь целую охапку, окунешь ее в кетчуп, и в топку. Суп тоже руками кушать гораздо удобнее. Ложкой черпаешь, черпаешь, больше устанешь, чем наешься. А то берешь тарелку за края, поднимаешь ее, и всю сразу в пасть заливаешь.
Но Гришина естественность не шла ни в какое сравнение с животной естественностью крепостных. Подобно скотам, они испражнялись тогда и где их настигала нужда, и не снятые с задницы штаны отнюдь не служили им препятствием в этом естественном деле. Гриша мог вести себя как последняя свинья (и за столом, в компании, случалось, задом громыхал, и рыгал так, что с сидящего напротив человека шапку сдувало, и, идя под ручку с девушкой, мог запросто высморкаться ей под ноги), но все же в глубине души, где-то на самом ее днище, он понимал – подобное поведение никак не красит человека разумного, наследника великой культуры. Впрочем, что касалось великой культуры, то Гришу, похоже, предки лишили этого наследства. О русской культуре Гриша знал только то, что Анна Каренина то ли повесилась, то ли утопилась, а Раскольников это серийный убийца, женившийся на проститутке.