Край сгубил суровый - стр. 5
Потому стою под образами,
Влажные глаза уставя в пол,
Сил прося бессвязными словами
В Сатану осиновый вбить кол.
С жаром повторяю заклинанье:
– Кайся! Без остатка кайся, друг.
И горю единственным желаньем -
Преступить судьбы порочный круг.
Чтобы синей, облачною далью
Утолить печаль промокших глаз,
Чтоб однажды предрассветной ранью
Русским полыхнуть хотя бы раз.
Гибельной занозой в сердце встряла
Мне упорно нищенская Русь.
Захмелев, вовсю ее ругаю,
А напившись за нее дерусь.
Только не стереть душе былого,
Роковую хворь не одолеть…
Духу бы хватило с этой болью
Под иконой русским умереть.
Изгнанник
Томятся серые в безмолвии осины.
Январь окутал пихты синевой.
С березы ссыпался, искря, колючий иней
Ненужною алмазной шелухой.
Над белым мельтешат сорочьи спины.
День месит солнце с бледною луной.
Похоже, ангелы справляют именины
Под опустевшею немой голубизной.
И сердцу чудится опасным и случайным
Ступать напрасно ветреной ногой
Теперь вот мне, как в прошлом каторжанам
Объевшись здесь безвкусною тайгой.
И самогон напитанный морошкой
Не вспенит жизнью изгнанную кровь.
Горсть княженики в нежные ладошки
Не соберёт в июль моя любовь.
Я здесь чужак, а там слыву изгоем.
Здесь будущность, там пройденного тлен.
Жизнь потрепала и таких, как Гойя,
Не раз заставив гордо встать с колен.
Так что и мне судьбе не покориться,
Пав жалким на колени лишний раз?
Вдруг, божьей милостью, сподобится случиться
Величием блеснуть, принизив вас.
В том нет вины каштановой аллеи
В грозу роняющей на лужи цвет,
Как, что и вы, презрев, не усмотрели,
Что ваш изгнанник – чувственный поэт.
Покаяние
Я теперь себя переиначу.
Бес души заметно подустал.
И глаза невольно часто плачут,
И не тот уже в груди запал.
Верно, это свыше назначенье
Резвый бег сменить на мерный шаг.
Ах, утеря буйного кипенья!
Ох, печали неутешной мрак.
Ничего на свете не оставит
В прах пропащая моя душа.
Ах, зачем так глупо сердце плавил
И пустым себя наобещал.
Пусть однажды душу растревожит
Купины Неопалимой цвет
И архангел Гавриил поможет
Замолить проделки юных лет.
А потом карает под иконой
Строгий лик за светлые грехи
И за то, что Богу незнакомым
Рассыпал талант хмельной руки.
Сам припрусь на тайное свиданье.
Сходу брошусь ниц под образа.
И для судей станут оправданием
Окаянные в слезах глаза.
Окрестив чело рукой дрожащей,
Испрошу прощения за то,
Что бузил душою в прах пропащей
И глушил веселое вино.
Неумело отпою молитву,
Каясь, что напрасным отгорел.
Что, валяясь пьяным под ракитой,
В одурь песни до рассветов пел.
Намолясь, себя переиначу
И судьбе безвольно покорюсь
От того, что никому не значат
Сердца падшего тоска и грусть.
Подходящая пора
Вам неприятен запах от шинели.
Воротит вид прокуренных ногтей.
Не дай вам Бог услышать вой шрапнели
И хрип пробитых пулей лошадей.
Обереги вас, милое созданье,
От голода, от тифа и войны.
Под черным знаменем не раз я на свидание
К Харону шел под хохот Сатаны.
Но не пришлось на небеса взобраться.
И тем досаднее, что выживши в аду,
Виску придется с пулей целоваться
На ваш отказ. Но я его приму.
Свести однажды счеты с этой жизнью
Октябрь подходящая пора.
Не ветренной погодой, не капризной…
Часов в одиннадцать, наверное, утра.
Когда подернет клёны позолота,
Утихнет звон прыскучего ручья,
Прохладный воздух слабже пахнет мёдом,
И чаще ластится туманов кисея.
– Денщи-и-ик, а ну подай скорее водки!