Красный кардинал - стр. 16
Миниатюрная, кудрявая и рыжеволосая, она во многом походила на отца, эмигрировавшего в Россию немца, который женился здесь на русской, да так и осел на чужбине благодаря капризам жены. Эмилия отлично знала родной язык отца, дома общалась с родителем только на немецком, но по-русски изъяснялась чисто, лишь букву «р» немного выделяла на германский манер, произнося её не с кончика языка, а с корня. Особенно это становилось заметно, когда девушка нервничала. Вот как теперь, например.
Драйер подвинулась, уступая на лавке место для подруги, но та и не думала садиться.
Варя остановилась перед девушкой и спросила так тихо, чтобы никто не мог их услышать:
– Вы ничем не желаете поделиться со мной? Возможно, я бы помогла вам.
Серые глаза Эмилии распахнулись шире. Она побледнела, отчего веснушки, которыми были усыпаны маленький курносый нос и щёки, выделились на светлой коже ярче прежнего.
– О чём вы, Варенька? – Драйер натянуто улыбнулась, стараясь придать себе непринуждённый вид.
Тут взгляд Вари упал на руки девушки, сложенные на коленях. Кожа вокруг аккуратно постриженных ногтей была красной. Кое-где выступила кровь из-за надорванных заусенцев.
Драйер заметила, куда смотрит подруга, и тотчас сжала ладони, пряча истерзанные пальчики в кулаки.
– Полагаю, ни о чём определённом. – Варя решила сменить стратегию и протянула руку. – Давайте немного пройдёмся? Здесь сыро. Вы простудитесь. Признаюсь честно, у меня тоже болит голова, а наши mesdames расшумелись не на шутку. Боюсь, им достанется от классных дам или инспектрисы.
Словно в ответ на её замечание, игравшие на лужайке смолянки разразились неподобающе громким хохотом. Эмилия глянула на них, потом на Варю и всё же встала. Под ручку они двинулись в глубь монастырского сада, выбрав самую тенистую и тихую аллею.
Воронцова решила завести небольшой разговор в подражании тем светским беседам, к которым их приучали в институте. Младшие смолянки давали друг другу забавные прозвища и общались по-дружески на «ты». Например, Воронцову одно время величали Вороной, Бельскую – Белкой, а Заревич – Зорькой. Среди институток подобное было в порядке вещей, особенно внутри дортуара. Однако, чем старше они становились, тем лучших манер от девушек ждали. Безукоризненным должно было оставаться общение даже промеж близкими подругами. На людях теперь они обращались друг к другу по имени и отчеству, а при личном общении слегка насмешливо репетировали светскую манеру говорить, к которой постепенно привыкли. Но никто не мог отменить тёплых дружеских привязанностей и непринуждённых разговоров наедине. Все помнили про Ворону, Додо или Зорьку. Это очень сближало воспитанниц.
– Как вам минувший бал, Эмилия Карловна? – осторожно начала Варя.
Она глядела прямо перед собой, чтобы не смущать девушку, но заметила, как у той напряглась рука.
– Всё вышло прелестно, – Драйер произнесла это так, что у неё от волнения непроизвольно вышло «п`гелесно».
– Согласна с вами, – Воронцова похлопала подругу по локтю. – Наряжены и причёсаны мы были совершенно одинаково, будто сестрёнки. Уверена, даже волосы мои в электрическом свете любой бы принял за столь же рыжие, как и у вас. Разными у нас были разве что… веера?
Драйер вздрогнула, но ничего не сказала.
Варя погладила её по руке, успокаивая. Странное дело, чем больше она говорила, тем увереннее и спокойнее чувствовала себя сама.