Король - стр. 46
Во время этих бесед мне хотелось завести разговор про Джоанну, но я, естественно, не делал этого. Я отважился только полюбопытствовать у государя насчет королевы Беренгарии, отплывшей из Утремера вместе с Джоанной за две недели до нас. Женщины намеревались добраться до Южной Италии, а оттуда по суше отправиться в Рим. Альпийские перевалы небезопасны в конце года, а земли к западу от гор принадлежали графу Тулузскому, заклятому врагу Ричарда. Посему вероятно, сказал король, что они зазимуют в Риме и продолжат путь по весне. Дамы постараются достичь Наварры, а оттуда – Аквитании. Путешествие выглядело небезопасным: даже на море они рисковали попасть в плен, если бы поплыли вдоль берегов, на которые простиралась власть графа Тулузского.
Похоже, это мало смущало короля.
– Вероятность того, что мы оба, я и Беренгария, окажемся в плену, ничтожна, – заявил он с уверенностью, которой мне никак не удавалось проникнуться.
Когда разговор стих и пришло время ложиться спать, меня обуяла печаль. Я лежал в темноте на матрасе, слушал рокочущий храп Гийома и думал о Джоанне. Даже если их с Беренгарией пленят, то отпустят за выкуп, как и короля. Она снова станет появляться при королевском дворе – скорее всего, с Беренгарией, поскольку обе хорошо поладили. Если меня освободят вместе с королем и мы с ней встретимся, надежда на возобновление любовной связи будет призрачной, а само предприятие окажется страшно опасным. Доброе имя Джоанны нельзя подвергать риску, ведь Ричард хочет подыскать ей нового мужа, человека видного положения, способного стать его союзником. Никогда больше она не будет моей. Осознавая жестокую, мучительную действительность, я все же не мог выбросить Джоанну из головы, как ни старался.
С таким же успехом, рассуждал я, можно остаться в Дюрнштейне и сгнить тут. Это будет достойная кара за зло, причиненное Генри и тому юному воришке в Удине.
Но я не позволил себе надолго погрузиться в уныние, которое нагнал сам на себя. Мой долг – служить королю, как я делаю уже десять с лишним лет. А еще я поклялся Джоанне, что буду защищать его даже ценой собственной жизни. И пусть я бессилен что-либо сделать, долг остается долгом, и я изо всех сил постараюсь исполнить его. По крайней мере, я помогу Ричарду уже тем, что не сложу руки.
Прошло десять однообразных дней. Ночь сменялась днем, день – ночью. Мы с Гийомом хором желали королю доброго утра и улыбались, когда ответ звучал громко и весело. Затем наступал черед молитвы. Считая себя проклятым, я приступал к ней с трудом, но все равно касался коленями холодных каменных плит, вместе с Гийомом. Господь примет мои молитвы, твердил я себе, искренне сокрушаясь об убийстве мальчишки в Удине и задвигая в самые глубины души отсутствие раскаяния за смерть Генри.
Завтрак приносили примерно в одно и то же время, незадолго до того, как колокола отбивали час третий. Удивительно, как способен сжиматься окружающий человека мир: выдача хлеба и сыра становилась одним из самых ожидаемых событий дня. Мы с Гийомом предавались воспоминаниям о бытности в Утремере. Подобно всем моим друзьям и товарищам, он любил припоминать мою – едва не закончившуюся печально – встречу с воином-сарацином, когда я справлял нужду за пределами лагеря под Акрой. Я в свой черед смеялся над его испугом в тот миг, когда из сапога, который он собирался натянуть, выпал скорпион. Мы играли в кости на соломинки, вытянутые из тюфяков. Если король хотел пообщаться, мы разговаривали с ним. В остальное время я расхаживал по комнате взад-вперед, а Гийом по большей части спал.