Король - стр. 31

На улице показался Ричард. Его конь, испуганный моим стремительным появлением из темноты, вскинул голову. Король натянул поводья.

– Руфус?

– Да, сир, – сказал я, отдуваясь. – Тот человек собирался поднять тревогу.

– Ты ему помешал.

– Ага.

Я молился, чтобы мой удар не оказался смертельным.

– Преданное сердце, вот ты кто.

– Сир? – прошептал я с надеждой.

– Бери своего коня, Руфус.

Вот так в конце концов нас оказалось четверо.

О последующих трех днях и проделанном за это время расстоянии – почти полторы сотни миль – у меня сохранились довольно смутные и расплывчатые воспоминания. Одно могу сказать точно: это было испытание ничуть не легче, а то и тяжелее скачки в Горру без малого десятью годами прежде. Говоря по совести, погода была не такой уж скверной: снег шел не слишком густой. В Горру нам пришлось скакать через метель. Дороги тоже были получше тех. Самым трудным оказалось бесконечное сидение в седле. Я выучился ездить верхом – в отличие от Ричарда, который сел на коня раньше, чем начал ходить, – и делал это уже много лет. Но мне ни разу не приходилось скакать три дня и ночи не останавливаясь, даже чтобы поесть, и делая лишь краткие привалы для отдыха. К концу пути мое заднее место стерлось так, словно его жгли огнем. Мы с Гийомом постоянно поддевали друг друга, шутя на этот счет, что помогало хоть как-то держаться. Бедняга Бертольф, не будучи наездником, страдал сильнее всех, но мужественно переносил пытку. На его стороне была молодость.

Просто невероятно, что король выдержал это. Думаю, только сила воли помогла ему преодолеть болезнь и взнуздать истерзанное лихорадкой тело. За все надо платить: он стал не похож сам на себя. Тень прежнего короля, он без жалоб садился в седло, когда нужно было ехать. Ел, когда я выдавал ему порцию из наших скудных припасов, пил из протянутой мной фляги, ложился отдохнуть, следуя моему примеру. Но говорил он, только если к нему обращались, и отвечал при этом односложно. Ричард сидел в седле, сгорбившись, словно старик, закутавшись в плащ, мертвой хваткой держа поводья. Ему не было дела до окружавшей нас местности. На ровных участках дороги, где ехать было легче, он засыпал на скаку.

Беспокойство за его здоровье, более того – за его жизнь не оставляло меня ни на минуту, но о жалости к себе приходилось забыть. Остановившись или вернувшись, мы бы сделали только хуже, стали бы пленниками, разделив судьбу де Бетюна, Риса и остальных. Нужно было ехать дальше и молиться в надежде, что мы оторвемся от погони, а крепкое сложение короля поможет ему перенести испытания.

Когда дорога была достаточно широкой, мы с Гийомом скакали по обе стороны от Ричарда, готовые подхватить его, если он начнет падать. Я ухаживал за ним, как нянька: помогал сходить с седла, кормил с ложечки, поддерживал кубок, когда он пил. Укутывал его в одеяло, нежно, словно родное дитя, и сидел рядом долгое время после того, как король засыпал. Порой я уступал Гийому, твердо настаивавшему, что обязанности часового следует исполнять по очереди, и ложился, но отдых мой всегда был тревожным и не придавал сил.

Мы проехали мимо замка Форхенштейн, обогнули город Ноймаркт, направились на северо-запад, вокруг Тойфенбаха, к броду через реку Мур, а затем к еще одной переправе через этот поток, гораздо более сложной, расположенной напротив святилища Марии Магдалины. Спасая Ричарда от падения, я сам свалился в воду и остаток пути проделал, держась за хвост лошади. Мы зашли в церковь, чтобы вознести благодарность Богу. К счастью, в храме было пусто, и я, с посиневшими губами и стучащими зубами, смог переодеться в сухое. Мы вошли в долину Мюрц, проехали через Юденберг, город евреев, и оказались на широкой равнине, заканчивающейся продолжительным крутым спуском. Мы натянули поводья, уставшие до бесчувствия, оголодавшие и, осмелюсь добавить, близкие к отчаянию.