Контора Кука - стр. 29
Впрочем, Лев даже не уверен был, что перед ним не копия какого-то настоящего художника, кого-то из старых мастеров, которого немного более образованный, чем он, человек узнал бы с первого взгляда. «Техническое образование», – говорил Лев, когда кто-то удивлялся, что он чего-то не знает, и даже уже не парился по такому поводу… Как, впрочем, и по всем почти другим: «Зрелость – это когда недостатки начинают выдавать за достоинства»… Он отвлёкся наконец от картины и стал заглядывать в другие ящики, в многочисленные пустые холодильники… Но больше нигде ничего не было, хотя, по идее, там должна была бы «мышь повеситься»…
Да он, собственно, и сам не знал, что ожидал там увидеть – ещё одну картину или пистолет, о котором говорил Паша, – то ли детский, то ли нет… пистоль, да, или, скажем, две фигурки… оловянных солдатиков… или оффшорных рыцарей… или тогда уже богатырей… или, скорее, тогда уже – местных кобольдов… ну кто-то же тут живёт, наверно… природа боится пустот… Но все ящики, тем не менее, были пусты, и Лев снова обернулся к картине, зачем-то перевернул её – ах да, узнать, нет ли там подписи, названия… Но нет, там ничего этого не было – и над входом в заведение, кстати, тоже, никакой таблички, – вспомнил он, – то есть не стали писать “Ohne Titel”[11], что правильно, конечно, зачем тавтология… Боязнь тавтологии…
Допив пиво, Лев напоследок оглянулся по сторонам, а потом закрыл глаза, выключил свет и попытался ещё раз представить море и белый кораблик, на котором он должен был уплыть в какое-то другое настоящее… Но, услышав звук, открыл глаза: на кухню ввалился явно что завсегдатай, судя по тому, как он уверенно в темноте нашёл выключатель.
– О, – сказал он, – im Dunkeln ist gut munkeln[12].
Лев кивнул и перевёл было это про себя как: «Темнота – друг молодёжи», и даже хотел об этом сказать незнакомцу, но подумал, что это выглядело бы так, будто он, Лев Ширин, что ли, примазывается к молодёжи – «молодится», какая он уже на фиг молодёжь… Он хотел сказать иначе: «темнота – друг молодости в том смысле, что, закрыв глаза и выключив свет, старый человек может эту самую молодость вспомнить…» – но это было уже как-то маразматично сложно… Лев просто промолчал, кивнув.
Сразу уйти ему было неудобно, как будто незнакомец ему чем-то помешал, ну, или не то чтобы неудобно… Но он так или иначе не отказался от протянутой сигаретки, задержался и выслушал историю, даже сразу не заметив, что они уже не одни, в кухню вошли ещё несколько человек, и незнакомец – очень высокий и пластичный парень… в том смысле, что, рассказывая, он делал такие движения руками, как это делают рэперы, но более плавно, и получалось всё вместе довольно складно при всей абсурдности слов, которые он при этом быстро произносил…
Он долго жил за границей – в Афинах, вместе со своей греческой женой, пока в один прекрасный день она не ударила его палкой по голове…
– Да-да, – оглянулся он, когда кто-то из вновь прибывших на кухню курильщиков сказал со смешком: «Да ладно тебе заливать, Михи!»
– Палкой, – сказал Михи, – это последнее, что я запомнил. А потом всё – расплывчато, как в этом клипе «Роллинг стоунз»… Ну, неважно, я помню, что летел как-то странно, через Будапешт… Почему через Будапешт? Я понятия не имею. Всё в тумане, и только здесь он начал рассеиваться, этот туман, хотя он и был утрированным… Вот что бывает, когда человек женится. Не женитесь никогда и ни при каких обстоятельствах!