Конец времени. Том 1 - стр. 26
И вот уже двое – нет, двое и одна – слились в странном, гипнотическом танце. Их губы одновременно коснулись её шеи с двух сторон: один – там, где пульс бился, как крыло пойманной птицы, другой – чуть ниже, где тень ключицы образовывала соблазнительную впадину. Габриэлла слегка откинула голову, подставляя себя этому двойному прикосновению, и её губы растянулись в загадочной улыбке, полной власти и обещаний. Потом веки дрогнули, закрываясь, будто под тяжестью наслаждения, слишком острого, чтобы смотреть на него открытыми глазами.
И тогда они начали погружаться. Медленно. Синхронно.
Как три ствола одного дерева, сплетенные корнями где-то в невидимых глубинах. Вода сомкнулась над их головами, оставив на поверхности лишь легкие круги, которые вскоре успокоились, вернув бассейну зеркальную гладь. Пузырьки воздуха, словно жемчужины, поднялись вверх, лопаясь о поверхность – последние свидетели их исчезновения в лазурном мире, где не было ни командующих, ни хранителей, только тепло, тьма и бесконечное падение в объятия друг друга.
***
Тронный зал встретил Торина и Лиру безмолвным величием. Высокие своды, словно выточенные из самой ночи, уходили вверх, растворяясь в полумраке, а пол, мерцающий, как застывшая река под звездным небом, не отражал их тени. Трон, пустующий в центре, казался сейчас не местом власти, а лишь частью пейзажа – могучие корни, застывшие в ожидании.
Слуга, сопровождавший их, молча направился к огромному оконному проему, который от пола до потолка разрезал стену. Приблизившись, стало ясно – это не просто окно, а врата на просторный балкон, высеченный прямо в скале.
Круглый стол из чёрного дерева, отполированного до зеркального блеска, стоял в центре балкона, накрытый на шесть персон. Ни излишеств, ни показной роскоши – только изысканная простота, где каждое блюдо было словно частью природы, а не творением поваров.
В центре стола возвышалось блюдо с жареным фазаном, покрытым хрустящей золотистой корочкой, а вокруг него, словно спутники, расположились остальные угощения. Чаши с фруктами, но не обычными – здесь были плоды, знакомые лишь Детям Ночи. Мякоть, переливающаяся от розового к лиловому, кожица, тонкая, как лепесток, и аромат, напоминающий одновременно мед и дождь после грозы. Хлеб, испеченный в виде круглых лепешек, но не грубых, а воздушных, с хрустящей корочкой и мягкой сердцевиной, пропитанной оливковым маслом и травами. Сыр, завернутый в виноградные листья, его текстура нежная, почти тающая, а вкус – дымный, с оттенком чего-то дикого, будто его готовили не в кухне, а в пещере под открытым небом. Кувшины с вином, темным, как сама ночь, но с искрами рубинового оттенка, когда свет факелов падал на его поверхность.
У парапета балкона, грубого и неотесанного, словно его оставили таким намеренно, стояли двое.
Габриэлла, всё ещё в том изумрудном платье, что создал для неё Эльдриан. Ткань облегала её фигуру, подчеркивая каждую линию, а открытые плечи и шея демонстрировали загорелую кожу. Её поза была расслабленной, но в ней чувствовалась скрытая сила, как у кошки, наблюдающей за приближающейся добычей.
Рядом с ней – Ли-Сун. Его широкие штаны, цвета светлого пепла, свободно ниспадали, подхваченные широким поясом более тёмного оттенка. Босые ноги, казалось, не чувствовали холода камня, а мощная грудь, обнаженная и покрытая красивым ровным загаром, дышала ровно и спокойно. Его волосы, тёмно-русые, были слегка растрепаны, будто он только что вышел из объятий ветра, и это придавало ему шарма, которого так не хватало ни Торину, ни Лире.