Кондитерша с морковкиных выселок - стр. 18
Но если я попала в это проклятое место, значит, есть шанс попасть из него обратно в нормальный мир. Надо только понять – как. А для этого надо, как минимум, остаться в живых рядом с такой особой, как синьора Ческа.
- Матушка, - позвала я умирающим голосом, - простите меня, очень вас прошу.
Синьора резко обернулась и уставилась на меня, подозрительно щуря глаза. Миммо и Жутти тоже остановились, продолжая, тем не менее, крепко меня держать.
- В голове что-то помутилось, - объяснила я и пару раз шмыгнула носом для достоверности. – Как подумаю, что мой дорогой Джианне больше не с нами, всё в глазах темнеет. И я понятия не имею ни про какое завещание… Джианне это всё сделал, я и не знала, что он задумал. Он сказал, что так надо… Если бы я знала, что это важно, сразу бы вам рассказала. Честно.
Не знаю, у кого был более потрясённый вид – у девиц, державших меня, у Ветрувии или у мужчины в соломенной шляпе, но у них у всех попросту отвисли челюсти.
- Не знала, говоришь? – после недолгого молчания переспросила синьора Ческа. – Ну-ну, посмотрим. Если соврала – забудешь, как ложку держать. Иди, переодевайся. Вырядилась, как продажная женщина! Где только нашла эти тряпки! Сними немедленно!
- Обязательно, матушка, - заверила я её. – Пусть только Ветрувия меня проводит… Мне нехорошо, голова до сих пор кружится…
- Мама, она врёт, - громким шёпотом сказала Миммо.
- Пусть врёт, - огрызнулась синьора мама. – Главное, чтобы сидела тихо, как мышь. Труви! – окликнула она Ветрувию, и та услужливо засеменила вперёд, втягивая голову в плечи, как испуганная мышь. – Проводи её в дом, пусть переоденется. А то людей пугает. И чтобы без глупостей!
- Да, матушка, - Ветрувия ещё сильнее втянула голову в плечи и потупилась, а Миммо и Жутти нехотя отпустили меня.
- Идём, дорогая Труви, - сказала я, взяв Ветрувию за руку, и сама повела к дому.
Когда мы оказались на лужайке перед домом с мезонином, я увидела в тени под деревьями женщину лет пятидесяти. Она сидела в кресле-качалке, уютно сунув руки под мышки, и мирно клевала носом.
Перед ней прямо на траве стояла трёхногая жаровня, в которой так же мирно и тихо плясали язычки пламени, а на жаровне стоял медный таз, из которого торчала позабытая ложка. К сладковатому запаху цитрусов примешивался стойкий запах гари, который всё усиливался.
- Тётушка Эа! – завопила Ветрувия, и я вздрогнула от неожиданности. – У вас опять варенье горит!
Женщина подняла голову, зевнула, протёрла глаза и невозмутимо поправила чепец, а потом вытянула шею, заглядывая в медный таз, не вставая с кресла.
- Сгорело, - подтвердила женщина в чепце, и я сразу узнала этот спокойный, монотонный голос.
Это она разговаривала с неким синьором Луиджи. И тогда у неё тоже всё сгорело.
- Там матушка идёт! – сказала Ветрувия сердито. – Сейчас опять раскричится.
- Раскричится, - согласилась тётушка Эа.
- Беда с ней, - всплеснула руками Ветрувия. – Такая ленивая! Всё время спит!
- Ладно, пойдем переодеваться, - напомнила я и пошла к дому.
- Стой! – воскликнула Труви ещё пронзительнее. – Ты куда?!
- Матушка же сказала – переодеться. Вот я и иду, - сказала я, указав в сторону дома.
- Апо, ты о чём? – Ветрувия приблизилась ко мне, почти с опаской заглядывая в лицо. – Мы живём вон там, во флигеле, - и она указала совсем в другую сторону, где стоял не менее обшарпанный одноэтажный домик, который я бы приняла за такой же сарай, в котором меня заперли в компании с апельсинами. – А это, – Ветрувия скосила глаза в сторону дома с синей черепицей, - это - дом колдуна. Там никто не живёт. Туда только Джианне заходил. Но ты же знаешь, что с ним потом случилось…