Колыбельная для жизни - стр. 3
Цветочек считала себя опекуншей писательницы, хотя была младше Виви на два года.
– У меня сейчас видение было, я стукнулась головой и увидала Авдотью Бриллиантову.
Надо сказать, перед покупкой квартир на улице Пушкинской подруги тщательно изучили историю. Читай, подноготную. Вот что выяснили. Домом с середины девятнадцатого века и почти до самой революции владела семья Бриллиантовых. Филипп Модестович, богатей и заводчик, уважаемый в Ростове-на-Дону, за дела брался с размахом, из всего извлекал прибыль.
Город насчитывал четырнадцать улиц, шесть продольных, восемь поперечных и шестьдесят безымянных переулков. На одной из шести продольных, Кузнецкой (будущей Пушкинской), и стоял дом номер восемь. Улица разрасталась, как грибы в дождь. А в семье Филиппа Модестовича всё ждали жениха для единственной дочери Наташи. Дурнушка из дурнушек, гласило предание.
Наташа засиделась в девках. К миллиону приданого Филипп Модестович добавил ещё двести тысяч, да всё без толку. Бриллиантов время-то своё опережал, но тут был совершенно бессилен, Наташа чахла, как герань на подоконнике у Цветочка.
– Как тебя Авдотью видела, платье синее, бархатное, до пола, сама широкая, красивая. А служанка её, Фрося, подозрительно на нашу соседку похожа. И вторая…
– Ты, может, съела чего, Виви? – подруга вздохнула. – История историей, а голова на плечах должна быть, – отрезала Цветочек (по имени Жизель).
– Что же делать? – бормотала Виви себе под нос уже на улице. – Квартира вся в старинной мебели, а у меня одна икеевская кровать, стол, плетёное кресло да пара стульев.
Жизель ей не поверила. Хоть они обе с приветом, но те разной категории бывают.
Глава 2
Виолетта проснулась среди ночи. Вчера мастер собрал железную кровать, хотел в спальню, но Виви оставила посреди гостиной с эркером. Это ж не по правилам, удивился мастер, надо в спальню.
– У меня одно правило – никаких правил, – ответила Виви.
Спустив ноги, нащупала тапки и поплелась в туалет.
– И чего ж вы ножками-то? – так ясно, испугаться не успеешь. – Барыня вам горшочек под кровать приказали, сердиться будут.
Писательница рванула к выключателю, его на месте не оказалось.
– Кто здесь?!
– Дуся, – чиркнули спичкой – да вы не бойтесь, напугались спросонья? Горшочек под кроваткой, возвращайтесь, – голос замялся. – А ещё… барыня говорит, вы судьбу знаете. Вон ей вчера сказали, брат Филиппа Модестовича помрёт скоро.
Дуся зажгла свечу. Виви вздрогнула.
Пришла она от Цветочка днём, вздремнула, снится ей: сидят они с Авдотьей Бриллиантовой, чай из блюдец пьют, самовар пыхтит. Филипп Модестович к брату Модесту Модестовичу на реку собирается, груз встречать, говорит Авдотья. Виолетта крестится и выдаёт:
– Помрёт Модест скоро. Весь Темерницкий порт и всё портовое хозяйство Филиппу Модестовичу отойдёт.
– Оставайся у нас, Виолетта. Навсегда, милая! – обрадовалась Авдотья. – На полном нашем обеспечении.
Авдотья крепко обняла писательницу из двадцать первого века, Виви стало душно, она проснулась.
И вот снова!.. Перед ней девушка со свечой в руках, и выключатель испарился.
Или она умерла?
– Скажите, будет жених у меня? Мне скоро восемнадцать, – спрашивает Дуся.
– Будет, но сначала Наташа замуж выйдет, – отвечает Виви.
– Ну уж нет, – Дуся смеётся, – это молись и в гроб ложись, пока кто Наташку замуж возьмёт! За ней приданого мильён, а желающих и в Санкт-Петербурге не сыщешь.