Коллекция Энни Мэддокс - стр. 39
Такое стремительное сближение не входило в первоначальные планы, но Оливия не смогла оттолкнуть протянутую ей масличную ветвь. Впрочем, уместных к случаю выражений она отыскать тоже не сумела, поэтому лишь кивнула, и тут за её спиной послышались тяжёлые шаги.
Сдержав порыв поправить волосы и одёрнуть жакет, Оливия обернулась.
– Здравствуй, отец. Надеюсь, мой внезапный визит не нарушил твои планы?
Судя по выражению лица Джона Адамсона, ошеломлённого неожиданной встречей со взрослой дочерью, он тоже мысленно посетовал на отсутствие под рукой справочника по светскому этикету, и Оливии пришло в голову, что в таких жизненных моментах, как этот, всегда присутствует что-то от водевиля. Миссис Адамсон, то есть Фелисити, обеими руками прижимающая к груди ежедневник, будто щит, она сама, стоящая очень прямо, почти не дыша; и отец, оглядывавший их двоих так внимательно, словно подозревал в сговоре против него. Не хватало лишь смышлёной горничной в роли субретки, отпускающей в зал забавные реплики, и, как только Оливия об этом подумала, та сейчас же появилась на пороге:
– Мадам, я могу подавать ланч? Кухарка страшно переживает, что суфле опадёт, и вы откажете ей от места. Внизу такая нервная обстановка, что Джинни уже разбила две подставки для яиц и соусник от синего сервиза. А кухарка…
Джону Адамсону потребовалось лишь чуть поморщиться, но его супруге хватило и этого. Миссис Адамсон мгновенно опомнилась и принялась за свои обязанности:
– Достаточно, Мейбл, – строго оборвала она горничную. – Можешь подавать ланч, только добавь ещё один прибор, у нас гостья. И передай Джинни, что стоимость разбитой посуды вычтут из её жалованья. А с кухаркой я поговорю после чая. И в следующий раз, будь добра, дождись, когда я буду одна. Мы не должны отвлекать мистера Адамсона от его важных размышлений подобной чепухой. Всё, иди! – отчитав горничную, она сразу почувствовала себя увереннее и уже другим тоном, повернувшись к Оливии, посетовала: – Представить не могу, почему прислуга так любит жаловаться друг на друга. Или дерзят, или жалуются – одно из двух. А как трудно стало найти хорошую повариху, вы и не представляете! Джону необходимо полноценно питаться, и я уже готовилась переманить кухарку Гамильтонов, посулив ей жалованье вдвое…
– Довольно, Флитци. Остынет ланч, а я голоден. К тому же вряд ли нашей гостье интересны твои неудачи в домашнем хозяйстве, – и Джон Адамсон, любезно пропустив Оливию вперёд, направился в столовую, а на лице его супруги появилось точно такое же обиженное выражение, как и у горничной Мейбл.
Столовая в доме Адамсонов представляла собой самую красивую комнату из тех, где доводилось бывать Оливии. Всю её заполнял свет, лившийся из французских окон, а серебряные вазы и зеркало над каминной полкой множили голубоватые блики, дрожавшие павлиньими глазками на лазурных портьерах и белоснежной скатерти, на тонкостенном фарфоре и безупречно начищенных приборах.
В широком простенке, меж бронзовых светильников, висел портрет отца, изображающий того в полный рост. Как ни странно, именно на портрете Джон Адамсон обнаруживал сильнейшее сходство с Филиппом, что стало для Оливии напоминанием, зачем она здесь, в этом красивом, но абсолютно холодном доме, в котором она ощущала себя словно чужестранец, не ведающий ни языка, ни обычаев этого края.