Когда замолкли скрипки - стр. 8
Женщина горько усмехнулась, обнажив пожелтевшие редкие зубы:
– Да, из Варшавы. Мои братья сгорели заживо в своем доме, когда немцы бомбили город. Муж – его расстреляли в первые дни оккупации. А нас, семьи «предателей», собрали, как скот и…– ее голос сорвался, – разбросали по этим адским местам.
Она неожиданно схватила Альму за руку своими костлявыми пальцами:
– А ты откуда?
– Я…я из Вены, – прошептала Альма, чувствуя, как дрожат ее губы.
Полька с удивлением провела большим пальцем по ее ладони:
– Руки…такие белые, мягкие. Как у ребенка. Ты никогда в жизни не работала, да?
– Я музыкант. Скрипач, – ответила Альма, и вдруг ее глаза наполнились слезами при воспоминании о своем инструменте.
В этот момент раздался резкий окрик на немецком:
– Schweigen! Разойтись!
Полька судорожно сжала Альме руку:
– Вернись живой! Пусть Бог тебя хранит! – ее голос звучал с неожиданной силой.
Альма хотела поблагодарить, но грубый удар прикладом в спину бросил ее вперед. Она едва удержалась на ногах, лишь кивнув в ответ. Последнее, что она увидела – исхудавшую фигуру новой знакомой, сливающуюся с серой массой заключенных, и ее руку, слабо поднятую в прощальном жесте.
Когда её вместе с остальными привели к их бараку, перед ними возникло мрачное деревянное строение. Двустворчатые двери, облупившаяся краска, заколоченные окна – и почему-то решетки, будто кто-то опасался, что узники попытаются вылезти через них.
Их грубо затолкали внутрь. В бараке было пусто – лишь разбросанные доски под ногами да шуршание крыс, метавшихся по углам. Прежде чем глаза успели привыкнуть к полумраку, за спиной грохнули двери, щелкнул замок.
– Но ведь в таких условиях невозможно спать! – возмутилась Альма, сжимая кулаки. – Нужно потребовать матрасы и одеяла! Мы же не собаки, а люди!
Высокая девушка с густыми черными бровями усмехнулась:
– Думаешь, они нас послушают?
– Должны!
– Должны, но не обязаны. – Голос девушки стал резким. – Для них мы – никто. Собак кормят по три раза в день, а нас – ни разу. А ты про матрасы…
Альма резко обернулась, глаза горели.
– Вы что, действительно готовы спать на голой земле?
В ответ – молчание.
– Ну как хотите! – она резко шагнула к дверям. – Я не буду.
Чернобровая девушка рванулась за ней, схватила за рукав:
– Ты с ума сошла?!
Альма дернула руку и не остановилась.
– Убьют! – раздались голоса сзади.
Она обернулась на мгновение.
– Пусть. – Губы дрогнули, но голос был тверд. – На день раньше, на день позже…Какая разница? Мы в бараке №10. Отсюда живыми не выходят.
Альма подошла к двери и начала яростно стучать, крича в щель:
– Господа офицеры! Пожалуйста, подойдите!
Сначала – тишина. Потом тяжелые шаги, скрип сапог. Дверь дернулась, и в проеме возник солдат с перекошенным от злобы лицом.
– Чего орешь, шлюха?!
– Господин офицер… – Альма сделала шаг назад, но голос ее дрожал от ярости, а не от страха. – Мы просим матрасы и одеяла. Спать на голой земле – невозможно.
Солдат фыркнул, плюнул под ноги.
– А может, тебе еще перину пуховую? Или вина в хрустальном бокале? – он резко поднял автомат, тыча стволом в ее грудь. – Заткнись и вали спать, а то прибью на месте!
Но Альма не отступила.
– Позовите старшего офицера! Я буду говорить с тем, у кого есть совесть!
Тишина в бараке стала звенящей. Даже крысы замерли.