Код Акаши - стр. 10
– Какого черта ты творишь? – рявкаю я, кое-как сдержавшись, чтобы не надавать Офелии по щекам. – Зачем ты притащила это сюда?
Гнев расцветает на ее лице пунцовыми пятнами.
– Ах, вот как ты теперь заговорил, – шипит она. – Не смей так…
– Дядя Фил, – пищит девчонка, цепляющаяся за ее руку. Меня не трогают ее милый вид и заискивающий взгляд.
– Заткнись, – требую я. – Я тебе не дядя. И не лезь, когда…
– Взрослые разговаривают, – заканчивает за меня Офелия. Она приседает на корточки перед девчонкой, оглаживает ее худенькие плечики и ласково воркует: – Мари, малышка, подожди, нам нужно поговорить.
Девчонка отлипает от Офелии, берет такого же белокурого мальчика за руку и отходит на безопасное расстояние. Мне становится чуточку легче, когда они не мозолят глаза, но я все еще вижу их боковым зрением.
Контролировать периметр – привычка, наработанная годами, чтобы не схлопотать удар в спину или похерить цель. Кем бы ни были эти дети, здесь им угрожает смертельная опасность. Офелия – полная дура, раз притащила их сюда.
– Филип, послушай… – вздыхает она. – Я подумала, что это сможет его убедить. Если он увидит их… А если нет, они все равно должны проститься с отцом.
Святые угодники!
Я замахиваюсь для пощечины, но в последний момент прячу руку в карман плаща.
Остынь, – говорю я себе. Это Офелия, а не какая-то наркоманка из трущоб, пусть у нее и закатились шарики за ролики. Трудно не слететь с катушек, когда живешь такую долгую жизнь. Во времена, когда мы были любовниками, она терпеть не могла кукол, и вот, всего каких-то три века спустя, нянчится с ними с удовольствием. Она и сама стала куклой. Но я не обитатель Некрополиса, чтобы предвзято относиться к подобным вещам. Я не осуждаю. Опустим нашу старую интрижку. Офелия – нынешняя избранница моего друга. Я беспокоюсь о ней, даже когда она творит какую-то херню.
Особенно, когда она творит какую-то херню.
– Сэм не их отец, – устало напоминаю я, – а созерцание двух болванок вряд ли поможет ему выкарабкаться. Зато тут найдется три тысячи желающих поглазеть, что у них внутри. Ты действительно хочешь, чтобы их пустили в расход?
– Я перезапишу их, – беззаботно пожимает плечами Офелия, и я наконец-то узнаю ее прежнюю. Такой она была до того, как преисполнилась слащавым бредом Гелиотрона.
Минуту назад она готова была растерзать меня за неуважительное обращение с ее питомцами, а сейчас признает, что с легкостью пожертвует ими. Они не более чем аксессуар. Потому я скептически воспринимаю игры Офелии в заботливую мамашу.
– Но я не смогу перезаписать Сэма, – потупив взгляд, горько говорит она. – Этот упрямый осел… Он при смерти. По-настоящему. Он не проснется в капсуле, как мы.
Говори за себя, – злюсь я, но не озвучиваю этого вслух. Лучше я буду подвергаться ежедневному риску, – еще бы, с такой-то работой! – чем засуну настоящего себя на хранение и стану разгуливать в тушке болванчика.
– Не сольется с Акаши… – продолжает Офелия. – Кто-то должен уговорить его на отцифровку, пока не поздно. Эта болезнь… я слышала, что она уничтожает не только тело, но и разум. Счет идет на часы. Изменения могут быть необратимыми. Ты же здесь за этим, да? Для этого сорвался?
– Да, за этим, – признаю я.
Офелия кивает своим мыслям. Она смотрит на город за окном, размытый потоками дождевой воды, бьющейся в стекла. Трепещущий холодный свет делает ее загорелую кожу бледной, как прежде. Все-таки такой она нравилась мне больше.