Княжья травница - 3. Заложница первой жизни - стр. 7
— Так просто сейчас это звучит, а ведь я целый поход осуществила! Пока одного снесла, пока второго с третьего этажа… Полдня ушло, умаялась. Повезла их в детский дом, там, говорили, кормят. А на улице упала.
Ярик завозился, закряхтел, и я погладила его по спинке. Геля подняла глаза вверх, вспоминая:
— И тогда появилась цыганка. Я подумала: галлюцинация от голода. Только все воображали еду, а мне вот привиделась цыганка… Она мне хлебушка в рот положила, и я ожила. Сказала мне: пойдёшь со мной и никогда больше не будешь голодать. Я братиков хотела взять, а она запретила. Вот, теперь их вспоминаю и думаю: живы ли, может, кто спас…
Высказывать соболезнования я не умела, поэтому просто взяла её руку в свою ладонь и сжала легонько.
— Ты была маленькой. Ты не виновата.
Она кивнула, потом закончила рассказ:
— Так я оказалась здесь, в поселении. Лус приняла меня к себе, откормила, отогрела. А ту цыганку я больше не видела.
— Зато я, похоже, видела.
* * *
Ратмир сидел на крыльце и скоблил заячью шкуру изнутри. На зиму нужно запасти побольше тёплых одеял, да и одежду меховую на всех. Главное — не замёрзнуть, а остальное приложится. Дичь есть, крыша над головой тоже. С хлебом только не повезло, но придумают что-нибудь…
Подняв голову, он вытер пот со лба и оглядел полосу леса. Руда ещё не вернулась, а ведь должна была. Зачем только сына с собой взяла? Самое большое сокровище — сын! Его беречь надо, холить и лелеять, а не таскать в лес! Но разве ж Руду переспоришь? Ей виднее, она мать, она травница и — чего уж там скрывать, Ратмир часто думал, не говоря вслух, — ведьма. Руда — их путеводная звезда. Кому б ещё он позволил командовать собой?
Светлый князь нового княжества покачал головой и вернулся к своему занятию. Но Буран, гревшийся на солнышке — холодном, северном — рядом с крыльцом, вдруг поднял башку, уставился туда, куда только что смотрел Ратмир, долго и напряжённо. Потом вскочил, ткнул хозяина в колено мокрым носом — настойчиво. Гавкнул. Что-то увидел или почуял? Руда бы спросила у пса, в чём дело…
— Что там, Буранушка?
Пёс глянул в глаза умными зенками и снова гавкнул, уже строже и громче. Словно сказать хотел что-то. Ратмир насторожился и, отложив шкурку, встал. Теперь и он увидел щенка, который нёсся со всех ног прямиком к дому.
— Ах ты ж… — только и смог сказать. Буран снова глянул, но теперь в его глазах читалась тревога.
Лютик притормозил на полпути, видя, что его заметили, и, упершись четырьмя лапами в траву, громко, требовательно и часто залаял. Потом бросился бежать обратно, хоть и запыхался. Буран без раздумий сорвался с места в галоп, но оглянулся на хозяина.
У Ратмира сердце захолонуло. Что-то стряслось с Рудой! Не мешкая, он рванул за собаками. Бежать было далеко — Руда за своими травками ходила в самое сердце леса. Ругаясь на бегу самыми страшными словами, он вскоре начал задыхаться — давно не было сражений, засиделся на месте! Охота — не то, на охоте не побегаешь…
Лютик привёл их к прогалине и сунулся сразу в кусты. Острым глазом Ратмир подмечал следы на траве: вот тут Руда сорвала листья, вот тут присела, а здесь раздвинула ветки — мех от лисьего жилета на ветке остался. А в кустах на траве — кровь! И капкан окровавленный, раздвинутый. Неужто Руда попалась? Нет, не она: шерсть серая в крови клочками торчит из ошмётков плоти… Зверь. Руда лечила зверя, бесстрашная. Безголовая… Бить её надо, как учат деды. Бить-учить. Да разве ж пальцем можно тронуть её, Рудушку славную, любую, светлую, упрямую?