Княжна для Хана - стр. 28

Полог распахнулся резко, властно, и он вошёл. В свете утреннего солнца он казался ещё больше, ещё опаснее. На его одежде были пятна крови – не его крови, а того несчастного парня. И он не пытался их скрыть. Наоборот – носил как украшение, как напоминание о своей власти.

Взгляд его был тяжёлый, голодный, как у хищника, что долго выслеживал добычу и наконец загнал её в угол.

– Видела? – спросил он ещё раз, закрывая за собой полог.

Я всё ещё молчала, прижавшись к дальней стене шатра. Хотелось спрятаться, исчезнуть, провалиться сквозь землю – куда угодно, лишь бы не видеть его довольного лица.

– Видела, – повторил он терпеливо. – Хорошо. Значит, поняла урок.

Подошёл ближе, и я почувствовала его присутствие всем телом – как удушающее тепло, как надвигающуюся грозу. От него пахло кровью, потом, кожей – запахи войны и смерти, что следовали за ним, как тень.

– Это был добрый мальчик, – сказал он задумчиво, словно рассуждая о погоде. – Храбрый. Из тех, кто умирает за товарищей. В бою он мог бы стать хорошим воином. Жаль было его калечить.

– Тогда зачем? – вырвалось у меня, и голос прозвучал хрипло от ужаса.

– Чтобы ты поняла цену чужого сострадания, минии дагина, – ответил он, и незнакомое словосочетание прозвучало как ласка и угроза одновременно. – Каждый, кто попытается тебе помочь, заплатит. Кровью. Болью. Жизнью.

"Минии дагина" – "моя дорогая", как я поняла уже. Но в его устах это звучало как клеймо, как печать собственности.

Он протянул руку и коснулся моей щеки. Я дёрнулась, но некуда было отступать – за спиной была стена шатра. Он поймал моё лицо в ладони – крепко, но не больно. Большие, сильные руки, покрытые шрамами и мозолями, но удивительно тёплые.

– В следующий раз это будут не руки, – прошептал он, приближая лицо к моему. – Это будет жизнь. Понимаешь?

Дыхание его щекотало мою щёку. От него пахло чем-то пряным – то ли специями, то ли травами, что курили степняки. И ещё – мужчиной, силой, опасностью.

Я хотела оттолкнуть его, но его большие пальцы начали медленно поглаживать мои скулы. Нежно. Почти ласково. И от этого контраста – между жестокостью его слов и мягкостью прикосновений – по телу побежали мурашки.

– Ты дрожишь, – заметил он с удовлетворением. – От страха? Или от чего-то ещё?

Его руки скользнули к моей шее, пальцы зарылись в волосы у затылка. Он притянул меня ближе, так близко, что я чувствовала тепло его тела, биение его сердца – сильного, уверенного.

– Всё, что касается тебя, принадлежит мне, – шептал он, губы почти касались моего уха. – Твоя еда, твоя одежда, твой сон. Твоё дыхание. Твои слёзы. Твоя ненависть.

Голос его был тихим, гипнотическим. От него кружилась голова, путались мысли. А руки… руки делали такие вещи, что тело начинало предавать разум.

Одна рука осталась в моих волосах, массируя затылок, а другая медленно скользнула вниз, к горлу, к ключицам. Прикосновения были лёгкими, едва ощутимыми, но они жгли кожу, как раскалённое железо.

– И твоё тело, сайхан, – добавил он, и это слово прозвучало как мёд с ядом. – Каждый дюйм. Каждая складочка. Всё будет моим.

Пальцы его проследили контур плеча через тонкую ткань платья, спустились ниже. Я хотела вырваться, но тело предало меня. Вместо того чтобы оттолкнуть его, я застыла, как кролик перед змеёй.