Книга Синана. Сердце за темным Босфором - стр. 7

– Первое знакомство Истанбул – пароход плывет Босфор! – Мехмед виртуозно продирался сквозь трафик. Мы припарковались. Стоило нам остановиться, как машину облепили торговцы. Бублики, горы персиков, подносы с устрицами – все это качалось и кружилось перед глазами.

– Пожалюста! – Дверь распахнулась.

Когда я вышел из машины, торговая толпа расступилась. Это была пристань Эминёню. И блошиный рынок, и закусочная, и билетные кассы, и автобусная стоянка – все на одном пятачке. Залив тут глубокий, судно может подойти к берегу вплотную. Пристань.

Мехмед исчез за билетами, я остался один в толпе. Лица кружились, рты что-то выкрикивали, руки мелькали. От всего этого мне вдруг стало не по себе. Захотелось куда-нибудь спрятаться. Чтобы скрыть волнение, я поскорее надел черные очки. Сел у воды на парапет. И тогда все вокруг как будто встало на свои места. Я успокоился и огляделся. Рассмотрел рейсовые суда, как они причаливали один к другому и висели у пристани, как рыбы на кукане. Как смешно все это хозяйство ходит на волнах ходуном. И как отчаянно пассажиры балансируют, чтобы сохранить равновесие.

Наконец из толпы вынырнул Мехмед. Коротконогий, рубашка навыпуск, смешной. Он стоял и махал руками, и рубашка у него задиралась до пупа.

Я обрадовался, увидев его. Мы стали подниматься на судно. Рядом зазывала подсаживал на борт молоденьких женщин. Задрапированные в черное, они семенили по трапу, который опасно елозил. Девушки визгливо смеялись, а ветер с Босфора задирал им подолы. Под черной тканью сверкало розовое исподнее, но никакого смущения девушки, кажется, не испытывали.

Мы сели на верхней палубе. Пропуская большой лайнер, суденышко на минуту застыло, просто замерло на холостом ходу. Перед глазами тут же встала и закачалась Новая мечеть. Потом за кормой вспенилось, мы пошли полным ходом.

Неожиданно грохот мотора, базарный гомон, эстрада, гудки – все вдруг зазвучало на одной ноте, как оркестр перед выходом дирижера. Это на пристани заголосили, как петухи, муэдзины. Голоса летали над заливом, сливаясь в пронзительный вой. Но уже спустя несколько секунд раздался другой призыв. Он падал откуда-то сверху и звучал глубже и неистовей. Это великая мечеть Сулеймана призывала на молитву, и все ее четыре минарета, казалось, вибрировали в раскаленном воздухе.

Нужно сойти, решил вдруг я. Сейчас, сию минуту. Как если бы решалась судьба и что-то важное, роковое осталось там, на пристани.

Поднялся, взялся за поручень.

Но волна страха так же быстро схлынула.

Мехмед вопросительно посмотрел на меня.

– Все в порядке, – ответил я.

Мы выходили в Босфор.

Мой отец работал в архитектурном бюро и много времени проводил в разъездах. Обычно в дорогу его собирала мать. Я любил смотреть, как она укладывает в портфель бритву, зонтик, журналы. Ставит к выходу тубу с чертежами.

А потом делал то же самое.

Я вытаскивал из-под дивана его старый портфель и засовывал туда наш большой будильник. Будильник почему-то всегда шел первым. Потом складывал книжку «Денискины рассказы», карандаши и резинки, линейку. Циркуль и куски миллиметровки, где на обороте голубели старые отцовские чертежи.

«Вечерку» с телепрограммой.

Что еще? Кипятильник тащил из кухни, там же брал консервный и перочинный ножи, ложку с вилкой. В карманы прятались футляр для очков и носовые платки. Жестяной фонарик на круглых батарейках, старый материн кошелек с проигранными лотерейными билетами вместо денег. Билеты на поезд Москва – Одесса, неизвестно откуда взявшиеся.