Книга Синана. Сердце за темным Босфором - стр. 3

Перед посадкой пассажирам раздали анкеты. Речь шла об эпидемии. «Если вы заметили у пассажиров рейса симптомы атипичной пневмонии (кашель и насморк), пожалуйста, укажите, на каком месте они сидят», – просили в этой анкете. Подумав, я вписал в клеточку номер, где сидел толстяк-«Жаба».

Я попал в Турцию по приглашению культурного фонда. Мы встретились в офисном центре где-то на «Новослободской». Стояла ранняя московская весна. Мы пили чай, и я, щурясь на солнце в окне, рассказывал о своих планах. Турки улыбались, переглядывались, а при слове «Синан» одобрительно кивали.

Обговорить детали решили через несколько дней, но звонка не последовало ни через две, ни через три недели. Я совсем уже было забыл о своем предприятии, как вдруг в мае мне пришло приглашение на встречу с президентом этого фонда. И я снова отправился на «Новослободскую».

Президент слушал меня с безразличным видом. Он смотрел то на мокрые ветки в окне, то на мобильный телефон, который вертел в руках. Когда я закончил, телефон зазвонил, и президент, не сводя глаз с веток, что-то буркнул в него. Встал, мы попрощались. А спустя неделю раздался звонок, и меня попросили заехать за билетами на Одессу, далее Стамбул.

Таким было мое пожелание относительно маршрута.

И вот я выхожу в зал прилета. Я замечаю мое имя на желтой картонке, его издалека видно. Плотный господин в белой рубашке машет мне этой картонкой. Он улыбается – какие зубы! – и я улыбаюсь в ответ.

– Мехмед, – говорит он и притягивает к себе.

Мы целуемся.

Щека у него влажная и колючая.

Наш черный «Рено» выныривает из тоннеля на улицу, Мехмед прибавляет скорость. Жарко, и я опускаю окно. Горячий воздух начинает лупить в лицо. Мимо несется газон, выгоревший и замусоренный. Пальмы похожи на смятые жалюзи, а дальше рябит на солнце полоска воды, Мраморное море.

Машина резко тормозит, какой-то мальчишка чуть не попал под колеса. Он выскакивает из-под капота, что-то кричит шоферу. Но шофер только улыбается – и газует.

Мы едем дальше. На холмах один за другим вырастают минареты мечетей. Великие мечети Стамбула, сколько раз я представлял себе этот момент, только подумать! И вот я вижу эти мечети – и мне кажется, что я не расставался с ними.

Машина пошла вверх по переулку, застучали о брусчатку покрышки. Из лавки выскочил мальчишка с бутылками воды и побежал за нами.

– Бир мильон, бир мильон, – кричал он, пока не отстал.

Гостиница, где мне предстояло жить, называлась «Учительская».

– Здесь живут наши школьные преподаватели, – сказал Мехмед.

Я кивнул. Мне вдруг представилось, что сейчас из подъезда выйдет наш физрук Виктор Иваныч и Капитолина Васильевна, завуч.

Странно, что я еще помнил их имена.

– Быть учителем в Турции очинь почетно, но мало-мало денег, – продолжал Мехмед. – Но наше правительство все равно очинь любит учителей. Каждый учитель имеет право отдыхать в такой роскошный гостиница. Но только один раз в год.

Я снова кивал и улыбался.

Светильники в форме античных скульптур освещали потертые ковры и сам мраморный пол холла, где они лежали. В глубине висели зеркала, стоял подиум и обеденные столы. Отражаясь в зеркалах, столы двоились. Между столов толпились удвоенные зеркалами официанты. Ненадолго отражались люди, то входившие, то выходившие из холла.