Кленовый лист - стр. 3

Не шепчутся мысли с прибоем,

И взгляд не целует лазури…

Тоску мы молчанием скроем,

Заглушим раскатистой бурей.

Тепло на душе по-майски,

И радостно как-то вдруг,

И хочется птицей райской

Метнуться на новый круг!

Расправив от счастья крылья,

Войти в облаках в пике,

И падать в немом бессилье

С судьбою щека к щеке.

Доверить волнам Зефира

И чувства, и каждый вдох,

В небесных шелках ампира

Устроить переполох.

Катится кубарем облако пышное

В утреннем небе в обнимку с весной.

Скачет, хохочет, поет еле слышное

Что-то про счастье и ветер хмельной.

Вдруг над рекою слезами заплыло,

Выгнуло спину, наморщило лоб –

Песню унылую тихо завыло:

Юный рыбак здесь когда-то утоп.

Вечером к лесу сползло, постарело,

Тенью устало легло на ночлег.

В отблеске розовом тихо сомлело –

Жаль, что так короток облака век…

Скульптурами вековыми

Застыли на склоне горы

В причудливой пантомиме

Сосновые шапки-шары.

То шепчутся тайно от ветра,

То дремлют в старушечьем сне,

Манто из зеленого фетра

Сплетая тесней и тесней.

Изгибы стволов ярко-рыжих

Горят закатившимся днем.

Не выдержал он и не выжил –

Размылся весенним дождем…

Налилися стволы  тополей

Молодецкими соками бурными,

Манят в сети пахучих аллей,

Завлекают ветвями ажурными.

Шелест листьев – тугая тоска,

Словно шепот их страсти порывистый.

Чуть коснувшись губами виска,

Кружат голову тропкой извилистой…

Тенью ажурной танцуя по стенам,

Листьями мелко дрожа на ветру,

Узница хрупкого белого плена –

Верба поклон подарила утру.

Холод ее очаровывал негой,

Нежно окутывал ветви во сне,

Чтобы застыла под хлопьями снега

И не мечтала о теплой весне.

Блики сновидений тают на рассвете,

Вороха предчувствий тонут в облаках.

Терпкостью прохлады утро день приветит,

Трелями закружит птичьими в лесах.

Мысли, словно капли в нитях паутинки,

Хрусталем сверкают, тайны снов храня.

Их вот-вот рассыпет пылью по тропинке

Неуклюжий ветер будущего дня.

Мы не просто привычки друг друга,

Мы всю жизнь патефон и рука –

Ты крутил мне пружины по кругу,

Я звучала в квадрат потолка.

Но сломались во мне все иголки,

И растерзан пластинок винил.

"Бесполезнее ты кофемолки", -

Уходя, от души обвинил.

И теперь я пылюсь раритетом,

Вспоминаю пластинки с тоской…

Надо было мне быть пистолетом,

А тебе надо было – виском!

Мне вдруг стало нечего сказать,

Ни полстрочки, ни пол даже слова.

Где же спрятались все буки и все ять?

И вернутся ли, наведаются ль снова?

Я молчу о зареве тоски,

Не пишу о бликах на окошке:

Пусть сжимаются удушливо тиски,

На душе пускай скребутся кошки.

Я молчу, и льется дождь сквозь сон –

Мыслей бесполезная настойка.

Липы листьями чуть шепчут в унисон:

"Сколько ждать стихов твоих? Ну сколько?…"

Видения и мысли угасают.

Свечами, не колеблясь, в полудреме

Горят и, пламенем души касаясь,

Спокойно тают в ласковой истоме.

Я не застану их последних бликов,

Застывший воск уже не слезы вовсе.

Бесчувственный, холодный и безликий,

Он мыслей и видений новых просит.

Сколько жизней надо, сколько душ,

Чтоб до дна дойти, испив всю чашу боли.

Ты кому-то друг, кому-то муж –

Но в названиях прописаны лишь роли.

Чем сильнее боль, тем четче суть

Иероглифов пожизненных сплетений:

Мы насажены на нити – не вздохнуть,

Только милостыня – несколько мгновений.