Кленовый лист - стр. 5
Споет им скоро на ночь министрель –
Холодный ветер вальсовым мотивом.
Сгустились тучи в легком полусне,
Предчувствуя падение с вершины,
Распад и превращенье в липкий снег,
И тающие к этому причины…
Где взять вдохновение?
Хоть бейся гаджетом последним в стены,
Хоть руки режь обломками планшета,
Не ляжет рифма строчками в катрены,
Пока ты видишь в зеркале поэта!
Убей в себе гордыню самородка,
Дави ростки возвышенного транса,
И не ищи на кухне в сковородке
Картофельной клетчатки декаданса…
От простоты рождается сермяга
Поленниц мыслей, сложенных рядами,
Плетеных коробов душистых ягод,
Колец на срезах, нажитых годами…
Ныряй в сугроб, в восторге изваляйся,
Забудь себя и ртом вдыхай морозец –
Почувствуй радость вечного девайса –
Кидай ведро с веревкою в колодец!
Пронизаны холодом дни
Весенний огонь снегопадом засыпан вселенским,
Метет и метет помелом морозильным зима!
Наверное, кажется ей аргументом серьезным и веским
Отсутствие разума в лицах и душ полумертвая тьма.
Весна, нам не надо твоей водяной канители,
Оставь нас в покое, небесная светлая синь!
Тепла нам не надо, оставь эти глупые трели –
Не трогай, не мучь, замолчи и покинь нас, покинь!
Пронизаны холодом дни, проморожены будни,
Пунктиром следов человеческих вытоптан путь
Внутри безучастного, мутного серого студня –
Ни крыльями в нем не взмахнуть, ни вдохнуть.
Вдыхаю дождь
Я круглосуточно хожу по кругу грез,
Вдыхаю дождь и радость выдыхаю:
То сокращаю кислород желанных доз,
То лишнего тихонько добавляю.
В немых бессонницах ищу источник сна,
В слепых метаниях ищу хоть каплю смысла.
Бумага слишком безразлична и тесна
Для жизни в ней стихов моих и мыслей…
Зачем выстраивать горбатые мосты,
Не нужно чувства цементировать словами…
Я просто спрячусь от холодной пустоты
Под теплый свитер твой с большими рукавами.
Распад
Растет и пучится над лесом брюхо,
Блеснуло молнией, коснулось слуха
Раскатом ярости потусторонним,
Гортанно-кашляющим, похоронным.
Под брюхом маленькая и босая
Старуха с пепельными волосами,
Махнула весело серпом и молотом,
И ветром юбку ей раздуло в колокол.
"Зашторьте окна! Невыносимо!" –
Мой голос внутренний звучит уныло,
Сквозь дыры черные октябрь светит,
В них лезут скользкие слепые дети.
На белых личиках ни слез, ни жизни –
Ползут шеренгами в три слоя слизни.
Стеною ливень отрешенно хлещет
В пустыне воздуха сплетеньем трещин…
Все меньше ясности, сильнее рвота,
Застыли лозунги переворота
В тазу остатками галлюцинаций,
Нет больше смысла в них и интонаций.
Мир распадается на эйфорию,
Морфиноманию и ностальгию:
Распада стадии одинаковы –
И у стихии,
и у Булгакова…
Четыре стены
Четыре стены, лоснящиеся атласным шелком,
Считают беззвучно зеркала моего осколки,
Дошли до две тысячи семнадцати и истлели,
Змеиной сползают кожей пО полу и постели.
В ловушке моей дыхание драгоценно –
Опалами гладких бусин в темноте рассеяно,
Проемы оконные чернильной тоской залиты –
Бальзама бы каплю мне Булгаковской Маргариты:
Земли потерять навязчивое прикосновение,
Оковы одежд приговаривая к сожжению
В языческом пламени дьявольской революции,
Метлою по люстре, по стеклам – и вон на улицу.
Взмывая сквозь ветер по ребрам трехмерной спирали,
Содрать с себя на лету остатки гнилой морали.
Достать до последней точки восторга, и снова вниз –
Пространство взрывая хохотом, переходящим в визг.