Кирие Элейсон. Книга 4. Копье Лонгина - стр. 10
Граф Гвидо Тосканский, перешагнувший не так давно тридцатилетний порог, по-прежнему оставался верным и послушным сыном, сразу уступив матери роль хозяина во всех делах Тосканы. С Ирменгардой и Гуго у Гвидо, после смерти их отца, отношения были прохладные, граф постоянно чувствовал, что те за его спиной строят какие-то козни и им очень не дает покоя его любовь к Мароции. Тем не менее, спокойная натура графа, его выдержанность и благоразумие все эти годы играли исключительно на пользу тосканским делам и его мать, в конце концов, не могла не признать этого.
И, наконец, в полный возраст и силу вошел висконт Ламберт, младший сын Берты, и единственный из мужчин в ее семье, внешность которого заставляла Берту преисполниться гордостью и за него, и за себя. Да, Ламберт был похож на мать, но в его облике присутствовали и необходимая мужественность, и редкое благородство. Немного портила его образ излишняя горячность и не до конца испарившийся юношеский максимализм, но в этом он со своим родным и искренне любимым братом Гвидо органично уравновешивали друг друга.
Берта, собрав своих детей, вопреки обыкновению не стала спешить с деловым разговором. На протяжении долгого и достаточно молчаливо проходящего обеда, старая графиня внимательно изучала настроения своего потомства, обводя лица детей проницательным взглядом, в течение которого пыталась понять влияние прошедших лет на характер и положение своих отпрысков. Только закончив с трапезой и отпустив прислугу, она напомнила себя бывшую, когда не стала долго гулять своими мыслями в вечернем тосканском небе и сразу объявила детям цель их собрания.
– Отныне вы предельно ясно знаете врагов своих, дети мои, и ваш род, ваше гордое имя ставит перед вами единственную задачу их уничтожить.
– Вы уверены, матушка, что все мы точно знаем врагов своих? – съязвил Гуго, выделяя слово «все» и косясь при этом на своего хмурого сводного брата.
Берта раздраженно встряхнула плечами.
– Тогда для непонятливых поясняю. События последних лет весьма четко очертили нам круг врагов нашего дома – это старый пес Беренгар, римские шлюхи Теодора со своей дочерью, и их любовник, по всеобщему несчастью ставший епископом Рима.
– Вот как! А мы все возносили хвалу Беренгарию за то, что он выпустил вас из неволи, –усмехнулся Гуго.
– Невелика заслуга, тем более, что сделал он это ради своей умирающей святоши Анны, рассчитывая, таким образом, умилостивить Небеса и упросить их оставить ее в этом мире. Мне известно, что спустя сутки, после того как эту плебейку забрал к себе Господь, Беренгар отослал в Мантую гонца с приказом оставить меня подыхать в тюрьме. Но, – осанна Небу! – его тюремщики были на редкость исполнительны и так торопились от меня избавиться, что я об этом узнала уже на полпути в Лукку.
Отметим, что это была сущая правда. Беренгарий очень скоро пожалел о своем сколь великодушном, столь и опрометчивом поступке.
– Напомню вам, матушка, что и меня выпустила из тюрьмы Мароция, так несправедливо оскорбляемая вами, – робко вставил Гвидо.
– Несправедливо? О, Господи, смилуйся надо мной! За что посылаешь мне наказание такое? Ваша возлюбленная потаскуха, сын мой, очень быстро смекнула, что управление Тосканой ей не по зубам, тем более, что ей необходимо постоянно держать в поле зрения Рим и Сполето. Вызволив вас из тюрьмы, она рассчитывала сохранить Тоскану под своим влиянием и, судя по вашим словам, ей это неплохо удается.