Каменная сладость прощения - стр. 11

– Да, помню.

– Я уверена, он уже знал, что скоро покинет этот мир. – (От ее тона, от этого почти мистического взгляда затуманенных глаз у меня мурашки бегут по коже.) – Нам с твоим отцом удалось поговорить наедине, пока вы с Майклом ушли за очередной бутылкой вина. Он тогда много выпил, но это даже хорошо. Мне показалось, ему надо было с кем-нибудь поделиться.

Мое сердце сильно колотится.

– Что он сказал?

– Он сказал, что твоя мать продолжает присылать тебе письма.

Я перевожу дух. Письма? От мамы?

– Не может быть! Думаю, виноват алкоголь. Она почти двадцать лет мне не писала.

– Ты уверена? У меня сложилось впечатление, что все эти годы она пыталась с тобой связаться.

– Папа сказал бы мне. Нет. Моя мать ничего не желает слышать обо мне.

– Но ты как-то сказала, что сама разорвала ваши отношения.

Я живо вспоминаю день своего шестнадцатилетия. Папа сидит напротив меня в ресторане «Мэри Мак», улыбаясь широкой простодушной улыбкой. Он кладет локти на стол и наклоняется вперед, чтобы посмотреть, как я разворачиваю подарок – кулон с бриллиантами и сапфиром, чересчур экстравагантный подарок для подростка.

– Это камни из кольца Сюзанны, – говорит он. – Я заказал эту вещицу для тебя.

Я внимательно рассматриваю огромные камни, вспоминая, как в день ее ухода он перебирал в своих ручищах украшения из маминой шкатулки, говоря, что кольцо по праву принадлежит ему – и мне.

– Спасибо, папочка.

– И вот еще один подарок. – Он берет меня за руку и подмигивает. – Тебе не придется больше видеть ее, милая. – (До меня не сразу доходит, что он имеет в виду мою маму.) – Ты достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. Судья четко все обозначил в соглашении об опекунстве.

На его лице написано ликование, словно второй «подарок» оказался настоящим призом. Я смотрю на отца, открыв рот:

– Значит, мы не будем больше видеться? Никогда?

– Ты сама этого хотела. Твоя мать согласилась на это. Черт, она, наверное, не меньше твоего рада избавиться от обязательств!

Я вымученно улыбаюсь:

– Гм… ладно. Наверное. Если ты… если она так хочет.

Я отворачиваюсь от Дороти, чувствуя, что у меня дрожат губы.

– Мне было всего шестнадцать. Она должна была настоять на встречах, обязана была бороться за меня! Она ведь мать. – У меня срывается голос, приходится сделать паузу, и только потом я продолжаю: – Папа звонил ей и все рассказал. Она словно сама ждала, когда я это предложу. Выйдя из офиса, он сказал просто: «Все в порядке, детка. Ты свободна». – Я прикрываю рот ладонью и с трудом сглатываю, впервые радуясь, что Дороти не видит моего лица. – Два года спустя она пришла в старшую школу на мой выпускной и делала вид, что очень мной гордится. Мне было восемнадцать, и я ощущала такую обиду, что едва могла с ней разговаривать. Что она ожидала после двух лет молчания? С тех пор я не видела ее.

– Ханна, я знаю, как много значил для тебя отец, но… – Дороти замолкает, словно подыскивает верные слова. – А не мог он препятствовать твоему общению с матерью?

– Конечно мог. Он хотел меня защитить. Она бы обижала меня снова и снова.

– Это твое видение – твоя правда. Ты в это веришь, и я тебя понимаю. Но это не значит, что так и есть на самом деле.

Могу поклясться, что, несмотря на слепоту, миссис Руссо умеет заглянуть в самую душу. Я провожу рукой по глазам: