Калифорнийский квартет (сборник) - стр. 53
Лили осмотрела полуфабрикат.
– Ты что, гомик?
– Нет! Какой гомик, Лили? Просто я постоянно думаю, что эти козлы не смотрят за шухером, а подглядывают за нами. Мне не улыбается, чтобы нас здесь заловили.
– Горизонт чист, Пит, – поспешил заверить я. – Мы смотрим в оба.
– Точно, в оба! – поддакнул Плешивый.
– Я им не верю, – говнился Пит. – Они во все шары пялятся на твою пизденку!
– Да ты просто педик! Висит до колена, а не стоит! – отыгрывалась Лили.
– Нет, Лили, я боялся, что нас засекут!
– Ладно, я знаю, что надо делать, – сказала Лили.
Она взяла дряблый ствол Пита в ручку и прошлась языком от корневища до кроны. Пит встрепенулся. Затем язычок завертелся вокруг головки, и она стала быстро разбухать, превращаясь в монстра. И тут Лили заглотила его.
– Лили… Черт, – застонал Пит, – я люблю тебя… Лили, Лили, Лили… ох, о-ох, о-о-ох, о-о-о-ох…
– Генри! – завопил Плешивый. – СМОТРИ!
Я оглянулся. Прямо на нас через поле мчался Вагнер, а за ним две футбольные команды, которые вроде бы только что резались в футбол, плюс их болельщики. И пацаны, и девчонки!
– Пит! – заорал я. – Приближается Вагнер, а с ним штук пятьдесят учеников!
– Ну, бля! – взвыл Пит.
– Ой, бля! – пропищала Лили.
Плешивый и я дали деру. Мы выскочили за ворота и, пробежав для верности еще с полквартала вдоль школьной ограды, остановились. У Пита и Лили шансов не было. Мы видели сквозь ограду, как к «спальне Пита» подскочил Вагнер и рьяно рванул дверцу на себя в надежде на шикарное зрелище. Потом автомобиль окружили подоспевшие ученики, и нам уже ничего не было видно…
После этого случая мы больше никогда не видели ни Пита, ни Лили. Черт его знает, что с ними сталось. Плешивый и я получили по 1000 неудов на брата. Это дало мне возможность перехватить лидерство у Мангейлора со счетом 1100:500. Нечего было и думать, что мне удастся отработать все неуды. Я останусь в школе Джастин на всю жизнь. И естественно, мои родители были проинформированы.
– Вперед, – скомандовал отец, и я шагнул в ванную.
Закрыв за нами дверь, он снял с крючка ремень.
– Спускай штаны и трусы.
Я и глазом не моргнул. Тогда он сам расстегнул ремень на моих штанах, пуговицы на ширинке и одним рывком сдернул штаны на пол. Затем стянул и трусы. Ремень припечатался к моей жопе. Опять тот же самый резкий звук и та же боль.
– Ты что, решил мать свою в гроб загнать?! – прокричал отец и снова ударил.
И снова хлопок и боль. Но слезы не шли. Глаза мои были непривычно сухи. Я обдумывал, как мне убить своего отца. Через пару лет я бы смог просто забить его насмерть, но я хотел отделаться от него уже сейчас. Он – чужак. Просто взял и усыновил меня. Еще удар. Я по-прежнему чувствовал боль, но страх ушел. Ремень терзал мои ягодицы, но ванная комната не исчезала. Я все видел отчетливо. Наверное, отец почувствовал эти изменения во мне, потому что стал хлестать все сильнее и сильнее. Но чем больше он усердствовал, тем меньше это меня беспокоило. Он был жалок и беспомощен в своей ярости. Что-то произошло, и ситуация изменилась в корне. Он остановился, повесил ремень на крючок и, тяжело дыша, пошел к двери. Я обернулся.
– Эй, – окликнул я его, – можешь ударить еще пару раз, если от этого тебе станет легче.
– Не смей говорить со мной в таком тоне! – сказал отец.
Я смотрел на него в упор. Я видел складки дряблой плоти под подбородком и вокруг шеи, морщины и щербины по всему лицу. Розовая пудра уже не могла скрыть подступающей старости. Майка топорщилась на его свисающем животе. В глазах больше не было свирепости. Отец не выдержал моего взгляда и потупился. Да, что-то произошло. И все вещи, окружающие нас, знали об этом: и полотенца, и душевая занавеска, и зеркало, и ванна, и унитаз. Отец повернулся и вышел. Знал и он. Больше Генри-старший меня не порол.