Калифорнийский квартет (сборник) - стр. 41

– Пошли, – позвал меня Плешивый.

Мы спустились в подвал, что находился под домом. Там было темно и сыро. Мы немного постояли, подождав, пока наши глаза привыкнут к мраку. И вскоре я смог различить несколько бочонков.

– Эти бочки под завязку наполнены вином. В каждой свой сорт. И краники есть. Хочешь попробовать немного?

– Нет.

– Давай, просто сделаешь один ебучий глоток.

– Зачем?

– Да ты, блядь, мужик или кто?

– Я мужик.

– Тогда не пизди, а пробуй.

Он подначивал меня, маленькая Плешь. Без проблем. Я подошел к бочонку и склонился к крану.

– Давай, открой свой чертов рот! И поверни этот хренов кран!

– А в нем не завелись какие-нибудь пауки?

– Давай, открывай! В жопу всех пауков!

Я подставил рот под кран и открыл его. Струйка пахучего напитка наполнила мне рот, и я сплюнул.

– Да не ссы ты! Проглоти! Что за говнище, а?

Я снова открыл кран, наполнил рот вином и проглотил его. Закрыв кран, я выпрямился. Я думал, меня вот-вот вырвет.

– Теперь ты пей, – сказал я Плешивому.

– Обязательно, – ответил он. – Что я – мудак перепуганный?!

Он склонился к крану и хорошенько присосался. Этот салажонок не должен был превзойти меня. И я отошел к другому бочонку и тоже приложился. Вскоре я стал ощущать в себе перемены, и они были к лучшему.

– Эй, Плешивый, – сказал я, – а мне нравится это дерьмо!

– Ну, так не тряси мудями, пробуй еще.

И я попробовал еще. Каждый новый глоток становился вкуснее, и с каждым новым глотком мне становилось лучше.

– Послушай, Плешивый, все это принадлежит твоему отцу? Я бы не выпил столько.

– А ему уже на все наплевать. Он бросил пить.

Никогда еще мне не было так хорошо, даже по сравнению с мастурбацией. Почему никто не рассказал мне об этом? Теперь жизнь была великолепна, люди совершенны, потому что неуязвимы.

Я оторвался от крана, выпрямился и посмотрел на Плешивого.

– Где твоя мать? Я хочу ее выебать!

– Я прикончу тебя, ублюдок! Лучше держись от моей матери подальше!

– Ты же знаешь, Плешивый, что я тебя сделаю.

– Знаю.

– Ну ладно, оставим твою мать в покое.

– Пошли отсюда, Генри.

– Еще один глоток…

Я склонился к крану и пил долго. Потом мы карабкались по лестнице вверх. Когда мы выбрались на улицу, отец Плешивого по-прежнему сидел на своем стуле.

– Вы что, ребята, были в винном погребе?

– Да, – ответил сынок.

– А не рановато ли начинаете?

Мы ничего не ответили. Плешивый потащил меня в магазин, где продавалась жевательная резинка. Мы купили несколько пластинок и набили ими рты. Плешивый боялся, что мать учует запах. А я ничего не боялся. Я сидел в парке на скамейке, чавкал жвачкой и думал: «Ну, сегодня я обрел нечто. Нечто такое, что поможет мне скоротать отпущенное мне время». Трава в парке казалась зеленее обычного, скамейки удобнее, и цветы изо всех сил старались быть живописнее. Может быть, для тех, кто свое выпил, эти вещи уже не были столь хороши, но с любым, кто только начинал, обязательно должно произойти нечто подобное.

Уроки биологии в школе Джастин проходили очень ловко. Учителем у нас был мистер Стенхоуп – мужчина лет пятидесяти пяти. Мы делали с ним все, что хотели. В нашем классе училась Лили Фишман – настоящая акселератка. У нее были огромные груди и восхитительный зад, которым она здорово орудовала, когда шла в своих туфельках на высоком каблуке. Восхитительная, она болтала со всеми парнями подряд и во время разговора, как бы ненароком, льнула к ним.