Измененная ноосфера - стр. 4

Тихо поцокала Хоми в свои законные апартаменты, убыстряя шаг насколько возможно. Зачем увечить жизнь соломенной вдовы, – надрывалась внутренними усмешками эта неглупая в целом женщина, решившая улучшить свое будущее.

Главное, не ухудшить, – в такт шагам почти пела Хоми, уже подходя к своему светлому дому с наличниками в нежно—небесной краске. Эту дивную краску выписало вдове ЖКУ накануне окончания последних работ в храме, выстроенном на сваях бывшей конюшни, отдавшей своих коней на ипподром.

Другие особи хомяков казались удачливее Хоми, держались вместе и развивали свою активность сообща, как вот, к примеру, бухгалтерша с площади Ассенизации, бывшей площади Революции, которую имбецилы перезвали. Бухгалтерша торгует лифчиками из—под стола в бухгалтерии, а выдает зарплату с таким скрипом, будто от сердца свои кровные отрывает.

Когда шен уставал махать плеткой, он сразу начинал зевать, кашлять, чихать и скучать. Имбики прыгали от радости, самые отважные вскарабкивались ему на плечи и интенсивно по очереди делали начальнику массаж седьмого шейного позвонка, танцевали на его пузе с подскоками и взмахами платочка в руке. Но вскоре к шену приходило самообладание, он вскрякивал, вскидывал очки на лоб, а потом опускал на глаза, и начинал читать газету. На газете огромными цветными буквами было написано: «ГАЗЕТА» – и всем становилось понятно, что спрашивать его о чем—то будет бесполезно. Газета была интересная, с увлекательными рассказами о путешествиях, смешными и страшными фрагментами из жизни имбиков и воспоминаниями разных довирусных историй, которые не успевали напечатать. Иногда большой шен пускался в устное путешествие по своему детству, и равному не было в познании детской психологии, он объяснял, почему именно так поступали дети и взрослые из его рассказов. Имбики слушали и вникали, расшевеливая спящие мозги.

Однажды шен вспомнил, как в далеком прошлом ходил за своими заработанными деньгами в бухгалтерию, где приветливая дама с хитроватым прищуром предлагала ему взять отростки цветов для жены. Он отказывался, но выходил с пакетом отростков.

И теперь повеяло воспоминаниями, которые облегчали жизнь. Они будут позже, сначала – реальность.

Пока большой шен развлекался с имбиками, объявился в стране малый нэш, и люди стали не просто принадлежать своему делу, а выражать характер, цвет, размер, графическую сетку и применение. Человек стал вещью.

Продавец косметики стал шампунем, туалетной водой, кремом. Спрашивали такого продавца:

– Эй, крем, ты давно менял свою крышку? –

это означало, не желает ли продавец косметики пойти просвежиться, сделав перерыв.

Продавца сигарет называли «табаччито», и обращались к нему следующим образом:

– Табаччито, ты не промок в своем отстойнике? Пойди, просуши канал! – что означало: пойди в туалетную комнату.

Тут же из—под столов и коробок выбегали его детки—обаяшки и тащили за собой громадные мешки памперсов. Продавец табака, независимо от пола, вероисповедания и расовой принадлежности, взваливал на спину огромный мешок, в который его детки—обаяшки накладывали все свои громадные мешочки, размерами с их собственный рост, – и все приобретало признаки отдыха в морском бризе. Даже коктейли на выходе из заведения протягивали им непременно с кусками ананасов и персиков, вальяжно прикрытых цветными бумажными зонтиками—гофре, снабженными острой палочкой—тростью. Эта зонтичная трость годилась для того, чтобы разбудить не спешащего возвращаться в дневной аид продавца табака. Впрочем, если он туда не возвращался, то его дети доделывали работу с удовольствием, так что курить расхотели все посетители, а деткам деньги давали просто так, для развлечения, они же находчиво соорудили корпоративный банк, поедающий деньги. Этот банк представлял коробочный корпус ужасов и страхов. Младший детеныш табаччито служил здесь шумовым задвигайло, – он с шумом и грохотом задвигал коробку, стоило покупателю протянуть руку за сигарой, а детки постарше распределялись по голосовым ролям, крича, кто что. Один орал во все горло «Хочешь умереть молодым – кури больше!», другой ласково шептал на ухо, поглаживая лимфузлы смущенного покупателя «Иди ко мне, родной! Я – твоя смерть!» Так что покупатели довольно быстро превратили магазин табака в магазин квестов «Родись обратно», усыпляя родителя табаччито сразу, как только набиралась группа, готовая просунуть в коробочку страха пару—тройку красивых купюр для чудных деток табаччито.