Измена. Верну тебя, жена - стр. 21
А ведь день начинался как обычно. До того момента, пока я не увидел в своем кабинете Катю…
Я хотел её — прямо там, на этом столе, до дрожи в руках, до злости, что зубы скрипят. Но я держался. Сказал ей уйти, выгнал, почти рычал, потому что знал — если сорвусь, то всё. Конец.
Гнал к ресторану, как сумасшедший. Думал, увижу Аню и все вернется на круги своя. Встанет на место в моей голове. Но… я смотрел на жену и видел Катю. Затащил её в машину, сорвал с неё джинсы, взял её — жёстко, быстро, как будто так можно было выгнать эту муть из башки. Я хотел заглушить Катю, хотел доказать себе, что люблю Аню. Но когда я закрыл глаза, передо мной была Катя — её губы, её запах, её стон. Не Аня. И от этого мне стало гадко. До тошноты, до омерзения к самому себе.
После я долго сидел в машине, курил одну за одной, а потом зашёл в бар. Первый стакан виски обжёг горло, второй — притупил мысли, третий — я уже не считал.
Напился, как свинья, потому что не мог смотреть на себя в зеркало заднего вида. Потому что знал — я предал Аню, даже если не трогал Катю. Предал её в своей башке, в своих мыслях, в этом грёбаном сексе утром, где я был не с ней. И это убивало меня.
И вот я тут. Лежу на диване, в темноте, с похмельем и виной, что жрёт меня живьём. Аня выгнала меня — кричала, плакала, и я не виню её. Она права.
Я знал, что она не простит, знал, что это её сломает, но всё равно позволил этому яду — Кате — пролезть в мою жизнь. Я хотел сказать ей, что люблю её, что это всё ошибка, что я разберусь, но слова застряли, как ком в горле. Потому что я сам не верю в это. Я запутался — между долгом и желанием, между Аней и Катей, между тем, кем я должен быть, и тем, кем стал.
И Макс… Господи, я забыл про сына. Какой я, к чёрту, отец? Какой муж?
Вот почему сегодня не выдержал и сказал ей правду. Выкрикнул, как плетью хлестанул — «Я хочу другую».
Голос сорвался, грубый, хриплый, будто не мой, а какого-то чужого мужика, что вывалил дерьмо на стол и ждёт, что ему скажут спасибо.
Думал, она поймёт. Ну, не то чтобы поймёт, а хотя бы услышит — что я запутался, что я в этом по уши, что это не про любовь, не про предательство даже, а про мою слабость, которая меня жрёт.
Надеялся, если выложу всё как есть, честно, без вранья, она протянет руку, поможет мне выбраться из этой трясины, вытащит, как всегда вытаскивала, когда я тонул в своих заморочках.
Но… Она не поняла. Стоял и смотрел, как гаснут ее глаза. Как что-то в них ломается. Я это не просто видел — я это почувствовал, всем телом, как будто мне самому в грудь ударили.
Слёзы в её глазах, горячие, красные пятна на щеках, руки, что дрожали, когда она кричала «Убирайся». И я не злился. Какое, к чёрту, право у меня злиться? Она кричала, а я стоял, как дурак, и понимал — заслужил. Каждое слово. Каждый её взгляд, что резал меня на куски.
Потому что всё это — моя вина. Моя, и ничья больше. Я сам влез в эту грязь, сам позволил Кате залезть мне в башку, в кровь, в жизнь. И теперь моя жена плачет там, в спальне, а я лежу тут, как побитый пёс, и не знаю, как это разгрести.
Потому что я правда не знаю, кого люблю…
Анна — моя семья, моя женщина, которая двенадцать лет любила меня, даже когда я был невыносимым. Она мать моего сына
А Катя — это яд, это адреналин, это навязчивая хрень, что лезет в голову и тянет вниз, как болото. Она — разрушение, старая боль, которую я давно должен был забыть, но не смог.