Измена. Верну тебя, жена - стр. 17
Максим ждёт у спортзала, волосы растрёпаны, рюкзак болтается на плече. Он улыбается, увидев меня, и я заставляю себя улыбнуться в ответ, хоть внутри всё леденеет.
— Папа забыл? — спрашивает он, садясь в машину.
— У него дела, наверное, — вру я, голос дрожит, но сын не замечает. Болтает про тренировку, а я киваю, не слыша. Дома он уходит в свою комнату, а я остаюсь в кухне, смотрю на часы.
Семь, восемь, десять — его нет. Телефон молчит, как мёртвый. Я варю чай, но не пью, хожу из угла в угол, пальцы теребят браслет, пока кожа под ним не краснеет.
Одиннадцать, полночь — тишина режет уши, и я уже не знаю, чего боюсь больше: что он не вернётся или что вернётся другим…
Дверь хлопает где-то за полночь, я вздрагиваю, сердце падает в желудок. Он входит — плечи опущены, пиджак помят, рубашка расстёгнута на одну пуговицу больше, чем надо. Волосы растрепаны, глаза мутные, красные, как после попойки. От него несёт виски — резким, кислым, и фиг пойми чем ещё.
— Ань, — бормочет он, голос хриплый, шаги неровные. — Я… задержался.
Артем тянется ко мне, но я отступаю, руки скрещиваю на груди, как щит.
— Я заметила, — говорю твёрдо, хоть внутри всё дрожит. — Ты и сына забыл забрать. Ничего не хочешь объяснить?
Он хмурится, трёт лицо рукой, пытается выпрямиться.
— Черт, совсем из головы вылетело. Звездочка, я устал, давай завтра…
— Нет, — перебиваю я, шагаю ближе, смотрю ему в глаза. — Я не отстану, пока ты не расскажешь мне всю правду. Где ты был? С кем? Ты никогда не забывал про сына. Что за веская причина твоего невменоза?
Он замирает, смотрит на меня — долго, тяжело, как будто ищет выход. Но я не отступлю. Этот резкий, чужой взгляд, перепады в настроении, его ложь — всё сложилось, как пазл, и я больше не могу притворяться, что не вижу очевидных вещей.
Уважаемые читатели! Вас так много, а звёздочек у книги — всего горсточка. Жамкните звёздочку — вам не сложно, а нам приятно!
А у нас еще одна новинка!
Измена. Верну тебя любой ценой
Оксана Барских
https://litnet.com/shrt/u8cf
10. Глава 9
Артём молчит. Смотрит на меня усталыми, красными глазами, в которых плещется что-то мутное, непроглядное — я вглядываюсь, но не могу разобрать. Ни злость, ни раздражение, ни растерянность. Просто… пустота, как выжженная земля.
Я не отступаю, стою, скрестив руки на груди, жду. Жду, пока он скажет хоть что-то, что объяснит этот холод, что растёт между нами.
— Ань… — он сжимает пальцами переносицу, морщится, как будто голова раскалывается, и голос его — хриплый — звучит устало, почти умоляюще. — Не сейчас, хорошо?
— Нет, не хорошо, — произношу твердо, хоть внутри всё переворачивается. — Ты явился за полночь, пьяный, даже не удосужился предупредить, что не заберёшь Максима. Оставил сына ждать, пока тренер мне позвонит, а я понесусь через весь город за ним. И ты думаешь, я просто промолчу? Закрою глаза и притворюсь, что всё в порядке?
Он вздыхает — тяжёлый, надрывный звук, как будто воздух выдавливают из него силой. Расстёгивает ещё одну пуговицу на рубашке — пальцы дрожат, длинные, сильные, те самые, что держали меня сегодня днём в машине, сжимали мои бёдра слишком грубо, оставляя красные следы. Он проводит рукой по лицу, трёт щетину.
— Работа, — бросает он коротко.
— Работа? — я усмехаюсь, горько, почти задыхаясь от этого слова. Оно повисает между нами, нелепое, фальшивое, как дешёвая ложь. — Правда?