Измена пахнет апельсином - стр. 41
Отвлеклась и не заметила, как ложка на длинной ножке, зажатая между мужскими пальцами, уже несколько раз нырнула в ее бокал с мороженным. Осознала и застыла. Майя подняла наполненный воспоминаниями взгляд и поймала Петин. К нему понимание пришло через мгновение.
— Прости. Прости, пожалуйста, — он замер с поднятой ложкой и аккуратно отложил ее на тарелку. Чертыхнулся едва слышно и потер шею. — Это в последний раз. Обещаю.
И добил последними словами душу, которая вырвалась из заперти и крикнула в голове, стуча в барабаны: «А я говорила!».
*
Майя открыла дверь и тихонько вошла в квартиру.
Позднее возвращение домой стало частым явлением, и с каждым новым случаем она корила себя все сильнее. Ее затянуло. В водоворот, сложенный из работы, ресторана и индивидуальных заказов. Но цель, поставленная одним летним днем, уже отчетливо вырисовывалась на фоне будничной суеты.
Сбросив сумочку на подвесную полку, Майя опустилась на мягкое сидение банкетки, уперлась спиной в стену, прикрыла глаза и устало выдохнула. В квартире было темно и тихо. На кухне едва слышно гудел холодильник, где-то в комнате секундная стрелка отсчитывала время, а из-под дверного проема в коридор дотягивались лучи ночника.
— Привет, — Маша шепнула, когда аккуратно прикрыла дверь и подошла ближе. Она была в пижаме с растрепанными от сна волосами. Майя открыла глаза и, как смогла, улыбнулась. — Сложный день?
— Один из.
Машка кивнула и указала в сторону кухни.
— Чай сделать? Горячий с мятой?
— Я только в душ. Спасибо.
Подруга снова кивнула и спряталась в комнате, а Майя, преодолевая тяжесть в ногах и пояснице, поднялась с банкетки. Усталость натруженного организма всегда хорошо снимала горячая ванна. Поэтому, спрятавшись за дверью, Майя изменила решение, открыла краны и присела на покрытый акрилом бортик.
Она устала. От бесконечных мыслей, что день и ночь сновали в голове, мешая спать. От необъяснимого, абсолютно нерационального чувства, которое появилось в груди и с каждым днем растет и клубится, отправляя в кровь ядовитые эндорфины.
Они мучают ее. Петя, Саша и даже Огнев. Появляются, подбрасывают в костер воспоминаний новые поленья и уходят. Чтобы через время появиться вновь.
Майе было мучительно больно сегодня. Она искренне наслаждалась разговором с Петей. На недолгие десятки минут позволила себе отключить голову и открыть двери души, чтобы не думать, а только чувствовать. И все было, как и прежде. Его ласкающие кожу взгляды, шутки, по которым она успела соскучиться, тепло серого взгляда. И даже привычка осталась: ложка в мужских пальцах ныряла в стаканчик с ее мороженным.
Это было таким… правильным и в тоже время невозможным, что расставшись с Петей, Майя еще долго бездумно смотрела в идеально белую стену кухни.
Сейчас, сидя в ванной, она блуждала взглядом по покрытым плиткой стенам, стиральной машине у раковины, деревянному стеллажу, сплошь забитому детскими игрушками, полотенцами и косметикой, и сглатывала ершистый ком, который застрял в горле после встречи с Петей. Она все глотала и глотала, пытаясь протолкнуть его обратно, растопить горячим чаем и утянуть за собой той немногочисленной едой, которую успела перехватить в течении дня. Но он осьминогом оплел гортань и искал способы выбраться наружу.
Взгляд зацепился за толстовку, аккуратно сложенную в корзине для глажки. Петину толстовку, что согрела ее одним дождливым вечером. Майя нахмурилась, свела брови к переносице и, не выдержав, подняла глаза к потолку. Осьминог сдвинулся и скользкие щупальца коснулись горла.