Измена. (не) могу простить - стр. 7
Так давно не было мигреней. Я даже Суматриптан из сумочки выложила, черт. Если сейчас же что-то не сделаю с этим, то просто выпаду из жизни на пару дней.
– Марина, подожди, – знакомый голос, и крепкие руки хватают меня за плечи. – Ты чего? И где ребенок?
Пытаюсь разглядеть того, кто, вероятно, не дал мне выпасть на проезжую часть. Вспоминаю, что меня сюда привез мой студент. Точно, Даниил.
– Дань, аптека, – бормочу я, цепляюсь ледяными пальцами за его одежду. – Нужна аптека, или коньяк. Срочно, пожалуйста.
– Коньяк? – насупливает брови. – А вискарь не подойдет?
– Да, да, – мне нужно что-то крепкое и быстро, тогда головная боль не пройдет, конечно, но я смогу видеть и не будет острой колющей мигреневой боли.
– Пойдем, – он осторожно, обвивает мою талию рукой и прижимает к себе. Ведет куда-то. – Идти можешь? Или понести?
– Могу, только покажи куда, – треугольник вокруг губ немеет, плохо. Могу не успеть.
– Ох ты ж блядь, Марина, – в следующий момент я взмываю в воздух и оказываюсь прижатой к его груди. – В тачке есть и вискарь, и сигареты, и… Не важно.
– Сигареты нельзя, хуже будет, – говорю, невидящим взглядом смотрю по сторонам. Главное, чтобы сейчас зрение не начало появляться само, значит, не успела.
– Вот так, – подо мной появляется опора. – Садимся, ножки аккуратно. Молодцом, Марина. Держи, – обжимает мои пальцы вокруг холодного стекла. – Пей, хороший вискарь.
Не благодарю, скажу все позже. В виски сорок градусов, вроде, значит, нужно сделать глотков восемь-десять. Хлебаю, почти не чувствуя обжигающей терпкости и остроты алкоголя. Откидываюсь на сиденье и жду, поставив бутылку прямо на коленку.
– Спасибо, – говорю в пространство и, наконец, чувствую, как сзади по затылку как будто бы под кожей бегут мурашки, а потом зрение постепенно возвращается.
– Лучше? – прикладывает ладонь к моему лбу. – Вроде не горячая. Это что было?
– Мигрень. Все нормально, да, – так стыдно, боже… Конечно, были случаи, когда плохело даже на парах, шла на ощупь в подсобку и пила там таблетки или колола уколы, но сейчас он прям вообще все видел. – Спасибо, все уже хорошо. Сейчас будет еще лучше.
– Жестко как, – берет у меня бутылку, подносит к губам. – Блин, мне нельзя, сука. Может, в аптеку сходить или в “Красное и белое” за коньяком?
– В аптеку уже нельзя, – вдруг улыбаюсь я, виски действительно хороший, наверное. – А коньяк уже не нужен, спасибо.
– Тогда домой или…? – спрашивает, глядя на меня. – Или можем поехать куда и нажраться в хлам. Я компанию составлю. Короче, дело такое, я немного слышал ваш разговор. Громко ты разговаривала с ним. Блин, Марин, чем помочь?
– Ничем, – от слова “домой” передергивает, но ехать сейчас к Марине Васильевне вообще смысла нет. Не трезвая. Она меня как увидит… еще хуже будет. – Домой поеду.
Выбираюсь из машины, ныряю обратно, потому что забыла сумочку, черканув об него случайно филейной частью.
– Ой, прости, – так все неловко. И все он теперь знает. Точно, весь универ будет гудеть. – Я на метро.
– Да сядь ты, – хватает меня за руку. – Какое метро в таком состоянии? А мне потом всю жизнь себя жри живьем, если с тобой что. Довезу.
– Угу, меня зажует в эскалатор, – глупо хихикаю я и тут же прикрываю рот рукой.
– Хочешь поговорю с ним? – заводит мотор и дергано стартует. – Морду набью, если надо.