Измена. (не) могу простить - стр. 9
– Что ты вообще такое говоришь, Олег? – меня начинает трясти еще больше, но и замолчать никак не получается. – Человек меня до садика подвез и домой, а ты все опошляешь. Потому что не можешь по-другому думать, потому что сам поступаешь непорядочно и мне это приписываешь. Как ты можешь? Ты не имеешь права забирать у меня ребенка. Не имеешь!
– Это ты не имеешь права разговаривать со мной в таком тоне, – в один рывок оказывается рядом со мной, хватает меня за руку и сжимает запястье так сильно, что я почти вскрикиваю. – Подожди-ка, – кривит губы с уничижительной ухмылке. – Ты пила? Так ты не только шлюха, но и алкоголичка? И ты мне еще будешь рассказывать про мои родительские права и обязанности?
– Ты прекрасно знаешь, что я страдаю мигренями, – пытаюсь вырвать запястье из его цепкой хватки. – И ты своими действиями не помогаешь мне от нее избавиться. Заставляешь меня нервничать.
– Похоже, я много чего не знаю о своей жене, – шипит он мне в лицо, и я вижу, как его белки покрываются красной капиллярной сеточкой. – Это у тебя для меня голова вечно болит, а для Берсеньева, или с кем из своих студентов ты еще трахаешься, – нет.
– Фу! – он говорит ужасные вещи. Просто отвратительные. Как же можно вот так на ходу придумывать эти мерзкие истории? – Что за гадости у тебя в голове? Я, в отличие от тебя, видимо, знаю себе цену, – говорю и буквально прикусываю язык. Этого не стоило. Не стоило. Сейчас будет хуже. Сейчас он меня уничтожит.
– Что ты знаешь? – орет он. – Цену, да. За тебя бы и гроша никто ломаного не дал, если бы я эту самую цену тебе не повысил. Ты без меня абсолютный ноль. Ничего не стоишь. Ничего! Поняла? – тычет в меня пальцем, кричит так громко, что снова начинает болеть голова. — Ты верно забыла, что буквально все в твоей устроенной жизни зависит от меня. Хочешь, докажу?
– Отпусти меня, – это все, на что меня хватает. Весь протест, который я могу себе позволить.
– Пошла вон, – отшвыривает меня от себя. – На следующей неделе Маша с бабушкой едут отдыхать на Кипр. На полгода. Может, дольше, я еще не решил. И еще одна мелочь. У нас общие карточки. Помнишь? Я позвонил в банк и закрыл их. Иди, начинай новую жизнь.
Злость, бессильная, но безумная по силе, швыряет меня к нему, и я впервые в жизни залепляю самую настоящую пощечину своему мужу.
– Ты отвратителен! Ребенка не выпустят из страны без моего согласия!
– Ты в раю, что ли, живешь, родная? – трет щеку, смотрит на меня зло. – Ах да, жила в раю, который я тебе обеспечивал. Мне ничего не стоит вывезти Машу хоть на Марс, а ты можешь ходить по судам годами. Может, и увидишь Машу лет через десять, когда она тебя забудет. Продолжай злить меня, Мара, давай! Я твою цену вообще под плинтус опущу.
– Я тебя ненавижу, – цежу я. – Ненавижу.
– Пошла вон из моей квартиры, – чеканит он. – Завтра на работу можешь не идти. Ни в один институт тебя не возьмут даже полы мыть.
– Пошел ты, Олег Викторович, – бросаю я и вылетаю из кабинета, хлопнув дверями.
Надо что-то придумать. Без денег и связей, которые и так были не особо прочными у меня, а после свадьбы с Олегом и вообще все сошли на нет, мне одна дорога, только к маме. Даже не знаю, что страшнее на самом деле, ночевать на вокзале или ехать к ней.
Швыряю в сумку свои вещи, не складывая, специально сминая их еще сильнее в пику своей педантичности. Толку с нее? Для кого я гладила эти простыни? Для кого? Тороплюсь, потому что чувствую, что истерика вот-вот и накроет с головой, а я не хочу давать ему шанса задеть меня еще больше. Не хочу, чтобы он видел, насколько сильно ему удалось меня разбить. В клочья, на самые крохотные осколочки.