Измена и развод на десерт - стр. 7
– Баб Зина, – спрашиваю, дожёвывая второй блин. Варенье сладкое, тягучее, липнет к нёбу. – А что за условия могут быть у этого вашего Петьки? Что значит "специфические"?
Старуха отворачивается к печи. Долго молчит, помешивая что-то в чугунке. Спина напряжённая, плечи приподняты.
– А вот завтра и узнаешь, милая, – наконец отвечает, не оборачиваясь. – Завтра я вас познакомлю. Он… своеобразный человек. Сложный. Но дом починит – это точно. Вот только…
Замолкает. Поворачивается, смотрит на меня оценивающе, как на товар на рынке. Взгляд скользит по лицу, фигуре, рукам.
Это еще что значит?!
Глава 4
Просыпаюсь оттого, что кто-то орёт благим матом прямо под окном. Подскакиваю на продавленной кровати – сердце колотится, как бешеное. Где я? Что происходит?
– Ко-ко-ко-ко-КО! – надрывается петух так, будто его режут.
Ах да. Курлыки. Нижние, мать его. Я в деревне. У бабы Зины. Петуха, возможно, и правда решили… Того…
На часах половина пятого. Падаю обратно на подушку. В городе я бы спала ещё минимум три часа. Но петуху плевать на мои городские привычки. Он продолжает вопить, как оглашенный.
Накрываю голову подушкой. Бесполезно. Крик проникает сквозь перьевую преграду, сквозь стены, прямо в мозг.
– Да заткнись ты! – ору в ответ.
Петух на секунду замолкает, будто удивлённый. А потом заводит с новой силой, словно принял вызов.
Дверь скрипит. Баба Зина заглядывает в комнату, уже одетая, в переднике.
– Вставай, милая! День на дворе. Козу доить пора.
– День? – сажусь, протирая глаза. – Козу?! Но я не умею…
– Научишься! – бодро отвечает старуха. – Не боги горшки обжигают. Вставай давай, Манька ждать не любит.
Манька – это, оказывается, коза. Выясняю это через пятнадцать минут, стоя в сарае в резиновых сапогах бабы Зины. На три размера больше моего.
Коза смотрит на меня жёлтыми глазами. Взгляд недобрый, подозрительный. Я бы даже сказала – презрительный.
– Ну, давай, милая, – баба Зина подставляет низенькую скамеечку. – Садись сбоку, ведро между колен. И не бойся, Манька смирная.
Сажусь. Коза косит на меня глазом и делает шаг в сторону.
– Стой! – командует баба Зина. Манька фыркает, но замирает. – Теперь бери вымя. Вот так, двумя руками.
Касаюсь козьего вымени. Тёплое, шершавое, с редкими волосками. Брезгливость тошнотой подкатывает к горлу. Господи, что я делаю? Вчера сидела в офисе за компьютером, а сегодня щупаю козьи сиськи.
– Не так! – баба Зина отодвигает мои руки. – Нежнее! Она же не железная. Вот, смотри.
Показывает движение – сжимает сосок у основания большим и указательным пальцами, потом последовательно подключает остальные. Молоко брызгает в ведро звонкой струйкой.
– Теперь ты.
Повторяю движение. Ничего. Сжимаю сильнее – Манька недовольно блеет и отставляет заднюю ногу.
– Осторожнее! А то лягнёт.
Лягнёт? Прекрасно. Мало мне позора, так ещё и копытом по лбу получу.
Пробую снова. И снова. На десятый раз из соска выдавливается жалкая капля.
– О! Получилось! – радуюсь, как ребёнок.
– Ага, – хмыкает баба Зина. – Ещё часа два, и на чай хватит.
Но уже через полчаса у меня болят руки, спина, шея. В ведре плещется от силы стакан молока. Манька презрительно жуёт сено, периодически пытаясь лягнуть ведро.
– Ладно, на первый раз сойдёт, – сжаливается баба Зина. – Завтра продолжишь. А теперь пошли печку топить. Хлеба надо поставить.