Изломы судеб. Роман - стр. 67
Примерно тоже самое сказал Ежов, сославшись на упёртость Хозяина.
В отпуск 1938 года Иосиф Виссарионович поехал без Лебедева и Гулько.
– Власик управится! У него большой опыт организации моей охраны.
На три месяца вздохнули спокойно. Планировали мероприятия по охране других членов Политбюро, оставшихся в Москве. Затем еще раз просмотрели планы мероприятий по встрече Сталина, когда тот возвратится из отпуска. Отдельно – если поедет по железной дороге из Сочи в Москву, отдельно – если доедет поездом до Баку, а оттуда по Каспийскому морю и Волге в столицу. Еще раз начали вносить уточнения в планы мероприятий во время парада и демонстрации трудящихся 7 ноября и последующего за ними банкета в Георгиевском зале Большого кремлевского дворца. Словом, все шло как всегда и ничего не предвещало беды.
18 сентября 1938 года Гулько заглянул в кабинет Лебедева.
– Тебя вызывает нарком, – сказал он и быстро закрыл за собой дверь.
Николай Александрович вышел из кабинета. С двух сторон в его виски полетели удары. От одного увернулся, второй «поймал». Когда очнулся, почувствовал, что руки скованы за спиной наручниками. С его гимнастерки спарывали петлицы, затем сорвали с груди ордена и знак «Почетный работник ВЧК-ОГПУ». Подняли на ноги, сняли портупею, выудили из заднего кармана галифе браунинг. После этого «от души» двинули в челюсть.
– Где маузер? – спросил старший из группы захвата.
– В сейфе…
– Повели! Обыск на рабочем месте будем проводить!
– Не все нашел! – усмехнулся Лебедев. – В правом голенище посмотри!
Оттуда вытащили финский нож, отобранный много лет назад Николаем у контрабандиста. Лебедев всегда держал при себе это оружие на случай, если в экстремальной ситуации кончатся патроны в маузере и браунинге. В кабинете предъявили ордера на арест и обыск подписанные самим Вышинским, отперли отобранными у задержанного ключами сейф, изъяли маузер. Втерся Гулько.
– Не знал, Коля, что ты окажешься троцкистом, заговорщиком и фашистским агентом, – ударил он Лебедева в солнечное сплетение, промазал, нанес еще несколько ударов, от коих Николай увернулся. – Знал бы – собственной рукой тебя – паскуду бы «шлёпнул»!
– Борис Яковлевич, – обратился Лебедев к начальнику. – Здесь явное недоразумение! Ошибка! Надо бы доложить Хозяину…
– Контрразведка не ошибается! – нанес еще серию ударов Гулько. – Хозяин знает о твоем аресте! Доложили шифровкой. Говори, гнида, где прячешь изобличающие тебя документы?
– Ты, что, Борис Яковлевич, рехнулся? Кто же такие документы держит на рабочем месте?
– Дворник тебе Борис Яковлевич! Я для тебя, гнида, старший майор государственной безопасности, гражданин Гулько!
– Товарищ старший майор! Не отвлекайтесь! Нам бы провести обыск, да сдать эту нечисть во Внутреннюю тюрьму, – остановил Гулько старший из оперов.
Перевернули все вверх дном. Разумеется, ничего порочившего Лебедева, кроме бутылки армянского коньяка, не нашли.
– Совсем разложился! Пьянствовал на службе! – шипел Гулько, пытаясь завладеть бутылкой.
– Это, товарищ старший майор, вещественное доказательство, – остановил его старший группы и, заворачивая бутылку в газету, кивнул подчиненным. – Обыск на рабочем месте результатов не дал. Обыск по месту жительства уже проводит другая группа. Вы, товарищ Гулько, возьмите, что необходимо для работы. Остальное уборщица выбросит. Пошли!