Из ледяного плена - стр. 28
– Неплохо, – сдержанно одобрил Зубов, которому такие деньги не мерещились даже в самых разнузданных фантазиях.
– Идем дальше. В 2011 году на Christie’s была выставлена картина «Дети», изображающая двух девочек-близнецов. Она ушла с двойным превышением нижней границы эстимейта за 1,3 миллиона долларов. Ну и наконец, ценовой рекорд среди работ Григорьева принадлежит полотну «Пастух с холмов». Это шедевр, который считается одним из лучших образцов цикла «Расея». На торгах Sotheby’s в 2008 году при эстимейте 2,5–3,5 миллиона долларов картина ушла за 3,7 миллиона. И это несмотря на то, что является авторской копией, так как написанный в 1918 году оригинал был утерян. И достаточно большой пласт работ Григорьева находится в ценовом диапазоне от полумиллиона до миллиона долларов. Это, к примеру, «Понт-Авен. Вечер» или «Лики России. К 1923 году». Я удовлетворил твое любопытство?
– Вполне. Мне только осталось непонятным, почему злоумышленник забрал картину Григорьева, какая бы она ни была, но оставил висеть на стене работу Николая Тимкова. Это тоже питерский художник, с ним, по словам Борисовой, Самойлов был знаком лично.
– Да по той простой причине, что картин Тимкова на рынке больше и стоят они меньше. Понимаешь ли, друг мой Леша, сбывать краденые произведения живописи – дело трудное, неблагодарное и опасное. Мало кто из коллекционеров готов выложить значительную сумму за картину с мутным провенансом. И если речь идет о куше в полмиллиона долларов или больше, то есть смысл рисковать, а если о паре сотен тысяч рублей, то смысла нет.
– Понятно одно. Преступник разбирается во всем, что связано с живописью, лучше меня. Надеюсь, зная это, вычислить его будет чуть проще.
– Я бы на твоем месте особо на это не рассчитывал, – хохотнул Дорошин. – В окружении господина Волкова наверняка многие разбираются в живописи лучше тебя. Тем более что это, ты уж меня прости, нетрудно.
Зубов на Дорошина не обиделся. Глупо обижаться на правду. Он в живописи и правда ни ухом ни рылом. Сначала просто негде было научиться, а потом все, что связано с искусством, стало вызывать такую жгучую боль, что Алексей бежал от нее как черт от ладана. Он вдруг понял, что в описании своего отношения к искусству использовал прошедшее время. Да, пожалуй, сейчас боль осталась, но была уже не жгучей, а тянущей, тупой, отдаленной, стихающей.
В жилище Волкова он прибыл во вполне благодушном настроении. В квартире, помимо Велимиры, оказался еще незнакомый мужчина лет сорока с копейками. По едва уловимому, но все-таки отчетливому сходству, Зубов понял, что перед ним отец девушки. Как, она говорила, его зовут? Ах да. Бронислав… Вот только отчество…
– Борисов Бронислав Петрович, – представился мужчина, избавив Зубова от неловкого выяснения. – Папа этой егозы.
– Зубов Алексей Валерьевич. Сопровождаете егозу, чтобы уберечь от неприятностей?
– А вы проницательны. Правда, от всего не убережешь, да с ее характером это и невозможно. Скорее, я тут из-за того, что делегирован моей мамой. Она очень волнуется за своего друга, коим является Савелий Игнатьевич, и обладает железным характером, так что мне пришлось отпроситься с работы, чтобы приехать сюда вместе с Мирой.
Мирой? Ах да, это сокращенная форма имени Велимира, которую, по всей видимости, используют домашние. Зубов тихонько покатал его на языке. Мира. А что? Ему нравится. Кстати, отчество у ее отца очень даже простое, ничего пафосного и изысканного. Ну да, это на детях и внуках балерина с железным характером могла отрываться сколько ей вздумается, а муж ей в свое время достался уже готовый. Велимира, кажется, говорила, что он был известным в Питере детским врачом. Нужно будет посмотреть в интернете. К делу, конечно, не относится, но интересно же.