Из ледяного плена - стр. 31
– Кстати, о племянниках. – Закончив осмотр, Алексей вернулся к предыдущему разговору. – Я бы хотел с ними познакомиться, так сказать, негласно. Конечно, их всех вызовут на допрос к следователю, как пусть и дальних, но все-таки родственников потерпевшего Самойлова. Но в кабинете у следователя люди ведут себя совсем иначе, чем в повседневной жизни. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю, – кивнул Борисов. – Давайте сделаем так. В субботу у моей матери день рождения. Мы пригласили всех, потому что давно и прочно дружим. Наши дети выросли вместе. Мирка и Олег, младший сын Татьяны, – вообще одногодки, как и дочь Борика, Иринка. Она, конечно, присутствовала на семейных торжествах, только пока ей не исполнилось шесть, потом мать не пускала, но все же мы иногда общаемся, хотя она и меняет постоянно номер своего телефона.
– Иринку тоже можно позвать, – пожала плечами Велимира. – В конце концов, она потеряла отца, так что ей не помешает дружеская поддержка. А телефон, наверное, есть у Олега.
Уточнять, кто такой Олег, Зубов пока не стал.
– Хорошо, но как вы объясните вашим друзьям мое присутствие в доме? Мне бы не хотелось, чтобы они знали о том, что я работаю в Следственном комитете. Я же сказал, что хотел бы провести негласное расследование, чтобы составить свое мнение о каждом.
Борисов задумался, но его дочь отреагировала моментально, даже не раздумывая.
– Нет ничего проще! – воскликнула она. – Мы скажем, что ты мой друг. Точнее, жених. И тебя пригласили познакомиться со всей семьей. Глупо не воспользоваться таким поводом. Не каждый день все в сборе. Правду будет знать только папа, но он никому не проболтается, даже маме. Папа у нас кремень. Да, пап?
– Я – кремень, – согласился Борисов, внимательно глядя на дочь. У Зубова же от ее предложения просто дыхание перехватило. Надо же, как просто она говорит о таких серьезных вещах. – Но маме все-таки мы скажем, чтобы ее удар не хватил. А вот бабушке не будем. Она принимает благосклонно все твои чудачества и любых твоих женихов.
Так, значит, женихов было много. От подобной мысли у майора Зубова внезапно сильно испортилось настроение. И с чего бы это?
– Хорошо, маме скажем. Она не выдаст, – кивнула Велимира и уставилась на Зубова. Глазищи у нее были совершенно потрясающие. Глубокие, бездонные, серые-серые, как омуты, и совершенно кошачьи. – Ну что, ты согласен?
Она перешла с ним на «ты», видимо считая его согласие само собой разумеющимся и уже вживаясь в роль невесты.
– Согласен, – выдавил из себя Зубов и судорожно сглотнул.
Наступивший ноябрь ничего не изменил в погодном раскладе. Температура по-прежнему стояла плюсовая, не давая даже намека на приближение зимы и мороз. Зубова это устраивало, снег он не любил. Мама раньше говорила, что он по недоразумению родился в средней полосе России, а не где-нибудь, скажем, на Гавайях или в Сиднее. Снегопады доставляли ему просто физическое мучение. Часа за два до их начала на него набрасывалась головная боль, а от одного только взгляда на белое безмолвие портилось настроение.
Снежную кашу под ногами он ненавидел, хрустящий наст не доставлял ему никакого удовольствия, сосульки не умиляли и не радовали. В детстве по наущению соседских мальчишек он однажды лизнул сосульку на сильном морозе и, разумеется, прилип, а потом содрал кожу с языка и прибежал домой весь в крови и слезах вперемешку. И мама долго жалела его и объясняла, что в подобных ситуациях не надо высвобождаться из ледяного плена силой, следует полить сосульку (или железный прут) горячей водой.