История Сочинителя. Творческое начало - стр. 39

Ох как он кликал и звал бурю! Как он любил своего грядущего Человека!

Но до чего же всё это было мутно и эмоционально. Всех отвлекала политика и ползающие революционеры.

Горький был исключительно талантлив, и авторское «я» в его творчестве порой проглядывало, но не было у него слуха. Испорчен был у него слух революционностью. Отсюда страдала Художественность. Мыслей и идей умных много, и все они сбились у него в конце концов в общую кашу. Запутался он в их лабиринте.

Не увидел он собственный Новый мир. Только кликушествовал. Не вгляделся в себя, в свои истинные желания. Метался между жанрами, побольше натворить хотел. Революционное движение решил летоописать, обвинить и унизить климов самгиных – тех, в ком шёл беспрерывный мыслительный процесс. Что они – перед «грядущей бурей»!

Всех знал, везде тусовался. Это тоже распыляло Художественность. Бытоописывать стал. «Новыми людьми», рабочими-революционерами своё творчество загрязнил.

Утратил Творческое Начало. Оно «ушло» из него ещё до революции. Ибо тогда было столько пытающихся «перетянуть одеяло», чтобы развить свой дерзкий «эмбрион» и заполнить своим творчеством пустоту!..

Ещё при жизни Толстого и Чехова творческий процесс начал дифференцироваться.

Единство нарушилось. Зарождалась русская понятийность, которую философией в классическом понимании трудно назвать, так как образность в ней занимала не последнее место. Вновь активно занялись чистой поэзией. Эксперименты в живописи, музыке, кино – всё это попытки найти новые средства для объяснения Творческого Начала.

Казалось, жизнь била ключом, но на самом деле все топтались на месте. Этот процесс раздирания ядра Творческого Начала способствовал лишь освоению последних закоулков языкового пространства. И мало кто делал попытки идти в истинном направлении.

Блок многое «предчувствовал», «пророчил». На самом деле он и символисты – это интуитивная попытка остановить, отклонить «бесовскую стрелу» Достоевского. Направить её разрушительную мощь в другую сторону. В сторону чистых образов и форм. Но каких? Здесь в голове был такой интеллектуальный туман – что кроме фантомов Вечной Женственности и Софии ничего не предлагалось.

Блок настолько запутался, настолько был «изъеден» космическими ритмами, и противоборством со «стрелой Достоевского», что потерял возможность обрести смысловую систему мироздания, что был готов принять социальные перемены за создание Нового мира.

Но хвала ему за то, что он хотя бы противостоял до революции «грязному» творчеству, пытался найти иной путь и принёс себя ему в жертву.

Его поэтическое авторское «я» заполнило его творчество – это была энергия ожившего творческого «эмбриона». Но я уже объяснял, как этот огонь поедает своего носителя.

Поэзия есть сконцентрированная сущность Творческого Начала, его «шаровая молния», плазменный протуберанец, выплеснувшийся из солнца гигантских творческих ритмов. Вот почему через поэзию мы наглядно видим гигантскую мощь Творчества, которой невозможно управлять без авторской жертвенности, ибо кто может повернуть вспять энергию взорвавшейся бомбы?..

Все поэты начала века играли с этими «взрывами», как мальчики играют со всем, что бухает и шандарахает.

Это был последний салют русской поэзии и одновременно её похороны, так как всякие формы имеют свои пределы.