Исповедь - стр. 30

– Так что же ты собиралась сказать в исповедальной кабинке? – спросил я тихим голосом. – И помни, что ложь – это грех.

Она задрожала.

– Я не могу произнести это. Не здесь. Не перед вами.

Я коснулся ее плеча. Она собрала волосы в свободный пучок, обнажив шею цвета слоновой кости, и я погладил ее, желая впитать трепет тела, каждый судорожный вдох. А затем надавил ладонью между ее лопаток и прижал Поппи лицом к отполированному дереву. Она была такой миниатюрной, что ей пришлось привстать на цыпочки, кожаные балетки слетели с пяток, а икроножные мышцы напряглись.

На ней была юбка-карандаш с высокой талией, и как только Поппи наклонилась, разрез поднялся достаточно высоко, чтобы обнажить узкую полоску розовой плоти.

– Поппи, – с угрозой в голосе спросил я, – ты явилась сюда без нижнего белья?

Я все еще прижимал ладонь к ее спине, лаская пальцами шею, и Поппи кивнула.

– Ты сделала это нарочно? – Пауза, потом еще один кивок.

Звук шлепка разнесся по всей церкви, и она подпрыгнула, когда моя ладонь опустилась на ее задницу. Затем Поппи застонала и толкнула свою попку назад.

Я остановился на одном ударе, хотя одному Богу известно, как мне хотелось продолжить. Вместо этого я провел рукой от ее плеча к бедру, ощутив округлость ее груди, вжатой в рояль, изгиб талии, упругую выпуклость ягодицы.

А затем повторил это обеими руками, позволив им опуститься к подолу ее юбки. Поппи прерывисто выдохнула, и я резко задрал его к талии.

Я опустился на колени и широко раздвинул ей ноги, чтобы ее великолепная обнаженная киска предстала перед моим взором.

– Мой бедный ягненок, – прошептал я. – Ты такая невероятно влажная, прямо сочишься.

Ее розовые гладкие складочки блестели и, мать твою, пульсировали от возбуждения прямо перед моим лицом.

Я впился пальцами в ее попку и поддался вперед, чтобы мое дыхание пощекотало ее чувствительную плоть. Поппи всхлипнула.

– Это так неправильно, – произнес я, наклоняясь еще ближе. Я чувствовал ее запах, это райское благоухание мыла, кожи и нежного женского аромата, сводящего мужчин с ума. – Только один раз, – прошептал я больше себе, чем ей. – Бог не накажет меня за это.

Я провел языком от ее клитора к влагалищу. Господи, прости меня, но никакое вино для причастия, никакое искупление грехов не шло в сравнение со сладким нектаром, который я испил, и понимал, что одного раза будет недостаточно.

– Пожалуйста, – прошептал я над ней, – еще только один раз. – Я прижался языком к ее клитору и снова насладился ее вкусом, мой член болел от возбуждения.

Она вскрикнула, прижавшись к роялю, и я почти лишился рассудка от этих звуков и, будь проклят, этого вкуса. С неистовой жадностью впился губами в ее естество, еще шире раздвинув пальцами ягодицы. Я трахал ее своим языком, губами и зубами, наслаждаясь ею, словно изголодавшийся человек. Ее киска была идеальной, именно такой я представлял себе во все те вечера, которые проводил под холодными струями душа, кончая от одной только мысли об этом.

«Она должна испытать оргазм», – решил я прямо тогда. Я собирался заставить ее кончить мне на лицо, отчего мои яйца сжались и член в штанах запульсировал. Вполне возможно, я сам мог бы испытать оргазм, даже не прикасаясь к нему.

Я провел пальцем по ее складочкам, а затем скользнул внутрь, чтобы отыскать то заветное местечко, которое подтолкнуло бы ее к блаженству. Теперь Поппи бесстыдно терлась о мое лицо, царапая ногтями поверхность рояля, из ее горла вырывались тихие стоны и вздохи.