Испанская баллада - стр. 60

Еврей говорил с большим убеждением. То, что он предлагал, звучало заманчиво. Но тем сильнее все это злило короля.

– Раздобудь мне денег! – прикрикнул он на Иегуду. – Двести тысяч для начала! Я хочу ударить сейчас! Сейчас, прямо сейчас! Достань мне денег, все равно под какой залог!

Побледневший Иегуда ответил:

– Не могу, государь. И никто другой не сумеет.

Весь гнев дона Альфонсо на себя самого и на злую судьбу, не позволившую ему стяжать бессмертную славу, в эту минуту обратился на Иегуду.

– Это ты виноват в моем позоре, – бушевал он. – Это ты навязал мне унизительное перемирие, опутал разными жидовскими хитростями! Ты изменник! Ты стараешься ради Севильи, ради своей обрезанной братии! Боишься, что я на них всех нападу и верну себе утраченную славу. Подлый изменник!

Иегуда промолчал, только побледнел еще сильнее.

– Убирайся! – заорал на него король. – Пошел с глаз долой!

Особый налог, о котором Иегуда говорил королю, назывался саладиновой десятиной. Папа римский постановил, чтобы во всех христианских странах мужчины, не вступившие в ряды крестоносцев, хоть как-то участвовали в великом походе против султана Саладина, а именно чтобы они вносили лепту деньгами. Отдавать полагалось десятую часть своего движимого имущества и годового дохода.

Эскривано короля Кастильского был только рад указу Святейшего отца. Посовещавшись со своими законоведами, он решил, что саладинову десятину надо взимать и во владениях дона Альфонсо. Конечно, Богу угодно, чтобы король, наш государь, до поры до времени воздержался от военных походов, однако нейтралитет этот временный, а потому король обязан готовиться к священной войне. Иегуда составил на сей счет подробнейший меморандум.

Дон Манрике передал меморандум королю. Альфонсо его прочел.

– До чего же хитер, – сказал он тихо и зло. – Хитрая сволочь, сукин сын, торгаш. Ведь он, пес паршивый, мог бы раздобыть для меня денег, если бы захотел. Почему он, кстати, сам не явился? – спросил король.

Дон Манрике ответил:

– Полагаю, он не хочет вновь подвергать себя твоему гневу.

– Надо же, какой чувствительный! – усмехнулся Альфонсо.

– Видать, ты слишком уж на него напустился, государь, – заметил дон Манрике.

Король был достаточно умен, чтобы понимать: у еврея были все основания обидеться. Король досадовал на себя. Однако все христиане во всех соседних странах собирались отправиться в крестовый поход, только его, Альфонсо, несчастные обстоятельства обрекли на бездействие. Неужели ему нельзя маленько вспылить и сорвать свой гнев, пусть даже на безвинном! Такой умный человек, как министр-еврей, должен бы это понимать.

Он искал предлога, чтобы снова увидеть Иегуду. Дон Альфонсо уже давно подумывал отстроить крепость Аларкос, которую когда-то сам присоединил к королевству. Если доверять рассказам этого Ибн Эзры, денег в казне должно хватить на строительство. Он послал за Иегудой.

Тот еще не позабыл последних оскорблений и ощутил злобное удовольствие оттого, что Альфонсо зовет его. Выходит, король быстро сообразил, что без него не обойтись. Но Иегуда решил выдержать характер, да и новую ругань выслушивать не хотелось. Он почтительно просил извинить его, дескать, ему нездоровится.

Король вспылил было снова, однако сдержал себя. Через дона Манрике он передал приказ доставить деньги для Аларкоса, много денег, четыре тысячи золотых мараведи. Эскривано сразу и без возражений прислал нужную сумму; к деньгам он приложил самое верноподданническое письмо, в котором поздравлял короля с принятым решением: укрепив крепость, он докажет всему свету, что готовится к войне. Король был смущен; он не знал, что и думать об этом еврее.