Искушение Ганеши - стр. 35
В отличии от Фетиды. Неблагополучие которой проявлялось даже в том, что она была и в своей семье не особо-то и нужна. Очередному отчиму. Поэтому, какие взятки? Одного взгляда на её мать им было вполне достаточно чтобы не связываться с этим непутёвым семейством ни одной копейкой. Предчувствуя, что их вряд ли поймут коллеги, если дочь Дорины через годик-другой снова загремит в подобное же учреждение. Как зачастую и случалось с такого рода девицами. Весьма сомнительного, надо заметить, поведения. Особенно, если те начинали рассчитывать на какие-либо поблажки от руководства. Поэтому, решили жестокие тётки, пусть сидит до упора! И не дёргается. Для её же блага.
Что и помогало Фетиде изнутри неё же самой сопротивляться глупому Ганеше, подстрекавшему её зимой между летним и зимним рейсами к не менее глупому аборту. Научившись в монастыре – за пол года уже без своей заступницы – ценить семью. Под ударами зечек. Пусть – отчуждённо. Завидуя Афродите. И попытавшись её семью теперь конституировать – «из себя, в себе и для себя». А конкретно: из того, что было. Ведь одно наличие родного отца уже вполне разумно говорило ей зимой о том, что раз Ганеша не желает быть тому папашкой, то родимый папочка-то уж точно не отвертится! И Пелею просто придётся ей в этом помогать. Быть может, даже бросив заниматься ерундой. И пойти работать.
Что и повергло и без того угрюмого Пелея в такой внутренний шок, что он буквально сгорел за эти пару месяцев, как церковная свеча. Заставляя его во всём раскаиваться и умолять Господа простить его за все сотворённые им ранее грехи. По отношению к ней. И прочие злодеяния. Но только не заставлять идти работать! Нет, нет и ещё раз нет! Ведь его просто не поймут товарищи. И станут, безусловно, упрекать его в том, что он «повёлся на эту дырку» и решил стать, как все. Лохи позорные! Которых они тут разводили и затем кидали. Через бедро Темы Тем. На произвол судьбы.
И Господу ничего не оставалось, как услышать его отчаянные молитвы. И забрать к себе. Но «как он тёпл, исторгнуть его из уст своих». Сплюнув к Сатане. Ведь работа для уголовника – это сущий ад. Тогда как ад – это их обычный, так сказать, привычный для них ареал и социального и загробного обитания. Куда Пелей снова, с чистой совестью и спокойным сердцем, вернулся к своим старым друзьям и соратникам, с которыми он совместно проворачивал свои дела. Ещё при жизни. Умершим немного ранее его. Кто – от передозировки наркотиков, кто – с похмелья. А кто и точно так же, как и он: толи – от туберкулёза; толи – от тонкого душевного яда. Не желая сдаваться системе и становиться точно таким же её рабом, попирая собственное самолюбие. Толи – ввязавшись в эти глупые социальные игры и уйдя в них в один момент «с головой», так и не сумев уже никогда из них вынырнуть. И захлебнулся. В собственной «блевотине». Которую Пелей продолжал нести даже на смертном одре. Не желая даже самому себе признаться в том, что есть и гораздо более тонкие, но гораздо более эффективные яды, чем его мерзкая душа, отравлявшая всех, кто ещё при жизни вступал с ним во взаимодействие. И которым он и был отравлен в этой битве двух старых кобр после того, как невольно вступил во взаимодействие с Афродитой. И был смертельно ранен её завистью к Фетиде. Ядом, который и выжег Пелея изнутри.