Исключительное право Адель Фабер - стр. 7
— Скорее, просто прояснила разум, — парировала я. — Что скажете, мой дорогой супруг? Вы согласны с условиями?
Он скрипнул зубами, затем резким движением выхватил документ из рук матери, достал из внутреннего кармана перо, быстро поставил перед ним лакей, размашисто подписал.
— Довольна? — он швырнул листок мне.
— Вполне, — я аккуратно сложила бумагу и убрала обратно в карман. — Благодарю вас за ужин, мадам Мелва. Если позволите, я удалюсь.
Следующие три дня в особняке были наполнены гнетущей тишиной, словно перед грозой. Массивные часы в холле отмеряли секунды с мучительной неторопливостью, их тиканье разносилось по пустым коридорам, как приглушенные удары барабана. Каждая комната, каждый закуток этого огромного дома, казалось, наблюдал и ждал развязки.
Муж избегал меня, запершись в своем кабинете с красными бархатными портьерами и книжными шкафами из черного дерева, или отлучаясь по делам с раннего утра до позднего вечера. Я слышала, как скрипят половицы — он расхаживал по кабинету, что-то бормоча себе под нос. Дважды я замечала его с красными воспаленными глазами за завтраком. За столом он едва отвечал на вопросы матери, цедя слова сквозь зубы, и полностью игнорировал мое присутствие, будто меня не существовало.
Но я чувствовала его взгляды — тяжелые, прожигающие. Когда он думал, что я не замечаю, он наблюдал за мной с какой-то странной смесью гнева, недоумения и... любопытства? Порой мне казалось, что он пытается разгадать головоломку, понять, что произошло с его тихой, покорной женой. Один раз, проходя мимо библиотеки, я заметила, как он листает медицинский справочник, раздел о лихорадке и её последствиях. Забавно.
Слуги перешептывались за моей спиной, умолкая, стоило мне появиться. Молодая горничная Софи, расчесывая мои волосы перед сном, дрожащими пальцами роняла гребень. «Все говорят, что вы... изменились, миледи», — прошептала она однажды, а потом испуганно прикрыла рот ладонью.
Мадам Мелва, напротив, не скрывала своего интереса. Её пронзительные серые глаза следили за каждым моим движением, каждым жестом. Она стала чаще приглашать меня на чай в свои покои, обставленные в старомодном стиле, с портретами суровых предков на стенах и тяжелой, почерневшей от времени мебелью. Там, среди запаха лаванды и сухих роз, она задавала вопросы о моем самочувствии, планах, интересах — словно пыталась собрать осколки разбитой вазы и понять, каким был первоначальный узор. Я отвечала уклончиво, но вежливо, подбирая каждое слово. Что-то подсказывало мне, что, несмотря на внешнюю строгость и приверженность традициям, она может стать союзницей.
— Знаешь, — сказала она на третий день, когда мы сидели в оранжерее среди экзотических растений, — мой сын никогда не был особенно... проницательным. Особенно когда дело касается женщин.
— Вы имеете в виду его любовные похождения или деловые связи? — невинно поинтересовалась я.
Мадам Мелва усмехнулась:
— И то и другое. Он полагает, что женщины нужны лишь для двух вещей: украшать гостиную и рожать наследников. Полагаю, тебя не устраивает ни одна из этих ролей?
— Представьте себе, нет, — я улыбнулась. — Я предпочитаю быть... полезной.
— Интересная формулировка, — она постучала веером по ладони. — Знаешь, когда-то я тоже мечтала о большем, чем просто быть хорошей женой. Я изучала историю, литературу, даже немного философии. Но мой муж... — она покачала головой.