Исчезающий: За горизонтом событий - стр. 5
Пройдя вглубь стеллажей и уткнувшись в собственное отражение в зеркале, я замер. Бледное, впавшее лицо и тощие руки вновь вернули меня в размышления о том, как это произошло. Я понимал, что мой внешний вид, дело рук крадников. Возможно, Стаса и его вонючей компании. А может и кого-то другого. Перестав гадать, я оглянулся по сторонам. Торговый зал был пустой, если не считать уткнувшуюся в экран телефона кассиршу. Бродя между прилавков, я ознакамливался с космическими ценами на продукты, которые буквально одну проекцию назад с натяжкой являлись адекватными. Здесь был хлеб за тысячу, лапша быстрого приготовления за шестьсот, но не было воды. И, обойдя магазин несколько раз, я проследовал к кассе.
– Доброго дня! – сказал, заставив кассиршу подскочить на стуле. – Подскажите, где здесь выставлена вода?
– Ее нет, – ответила она, легонько пнув ногой пустую пятилитровую бутылку, которая, укатившись под стол, издала звук столкновения с другими бутылками.
Кассирша выглядела полуобморочной. Ее лицо, подобно моему, покрывал тонкий слой серой кожи, а синяки под глазами захватывали даже впавшие щеки. Глядя потухшими глазами, она подталкивала меня просканировать ее. И я сделал это. Сделал с такой скоростью, какой хватит лишь на то, чтобы один раз моргнуть. Я узнал, что в ее жизни все складывалось так, как в шаблонных сериалах про невзрачную девушку с района: работа с ранних лет, первый секс-партнер в школьные годы с последующей беременностью, патологическая прижимистость во взрослом возрасте, передавшаяся от родителей. Если бы мне нужно было охарактеризовать ее жизнь в двух словах, то кроме как беспросветной тоской ее нельзя было назвать. Но далеко не внутрежизненные оказии являлись причиной ее предпанихидного внешнего вида. То была всего лишь классическая история, с которой люди сталкивались либо лично, либо по касательной, с помощью знакомых. История, об которую даже бумагу жалко марать: настолько она банальна и затерта до дыр. Немного отдалив фокус, я попытался раскрыть неведомую причину ее угасания, но столкнулся с сильным блоком. Я не сдался и попробовал еще раз. Как дурак, бьющийся о стену, я пытался разбить стену своим экстрасенсорным лбом, но, устав, бросил попытки. Во мне было слишком мало сил и энергии, чтобы преодолевать подобные барьеры. И тогда я решил, что впредь подобные усилия стоит прикладывать исключительно в оптимальном для себя состоянии. Оптимальном для того себя, каким я был в предыдущих проекциях. Но закончив думать о этой женщине и ее блоках, у меня в голове возник вопрос об отсутствии творческих порывов. Немного обдумав, я обнаружил, что вот уже несколько проекций меня не волновал вопрос написания книг. Он, как и отсутствие тяги к никотину, были ярко выраженными отпечатками моих новых версий. Следуя за смысловой нитью, вытягиваемой моим мозгом из запутанного клубка непоколебимой бытности новых форм собственного Я, мне удалось прийти к тому, что мое розово-влажное обращение к отцу не случайность. Что это громкое заявление моей проекции о себе. Демарш четко выстроенной системы внутреннего мироздания против вторгнувшегося сознания, олицетворением которого я и являлся. Я, остро реагировавший на сформированные устрои, пытавшийся диктовать свои правила. Ведь как это заведено – в чужом храме никто не может диктовать свои условия. В этой песочнице я был всего лишь горской кварца, принимавшей любую попавшуюся под руку форму. Сливаясь с новой проекцией, становился ее продолжением.