Исцелённая любовью, или Сказание о королеве Лайле и рыцаре - стр. 26

Николас объявляет выход отца, и про себя я благодарю богов за их милость.

От облегчения, что встреча лицом к лицу произойдёт ещё не сейчас, у меня на глазах выступают слёзы, а руки сжимаются в кулаки. Нить рвётся, и чётки превращаются в небольшую горстку камней, скользящих вниз с безвольных коленей.

В наступившей тишине перестук камешков по полу привлекает взгляды. Эви оглядывается на меня, понимающе улыбается.

Она понимает, что со мной происходит, а я не могу. Невозможно поверить, что всего один взгляд на другого человека может лишить привычного спокойствия и благоразумия. Я так зла на себя. Что со мною вообще творится?

Не хочу думать о себе и скандальном безумии, в котором я, конечно же, никогда не признаюсь.

Отец награждает гостей как воинов, отличившихся в бою. Оба с достоинством принимают в дар по короткому мечу в драгоценных ножнах. Слова отца о проявленном мужестве и воинских талантах разносятся по огромному залу, придворные присоединяются к восхвалениям.

Я видела подобные церемонии не раз. Сейчас воины должны отойти от трона, но они не делают этого. Я вижу, как Ронни оглядывается на Эви, а та уверенно улыбается ему в ответ. Я не успеваю поразмыслить над этим, как взгляд Хорна настигает меня, лишая всякого соображения.

Николас, исполняя волю отца, просит удалиться всех, кроме гостей.

*~*~*

— Они всё знают! — шепчу я, стоит нам с сестрой оказаться наедине. Открытая всем ветрам галерея кажется мне достаточно подходящей, чтоб прояснить не терпящий отлагательства вопрос.

Эви хватает совести, чтобы слегка покраснеть. А у меня холодеет нутро от дурного предчувствия.

— Идти к отцу и предлагать женихов, предварительно не заручившись их согласием — безумие! А если б они сказали «нет»? И это после малого совета, на котором отец и патриархи одобрили их нам в мужья? Ты представляешь, каким позором и унижением обернулся бы их отказ для нас?

Я хватаю ртом воздух. Эви не могла так с нами поступить!

Кого я обманываю?! Ну конечно же да, она сделала это, с её-то прямотой и безрассудством!

— Ты предложила им себя? И меня? Что ты натворила?!

— Перестань кричать!

Я хватаюсь за голову, а она комкает платье покрасневшими от холода руками.

— Я считаю все эти запреты стариков — бессмыслицей и пережитком прошлого. От них никакого толку! Они унизительны, в конце концов! Почему это я должна ждать, чтобы мужчина выбрал меня, когда я, именно я, достойна сделать выбор?! С чего это мне такие вопросы решать непременно через отца?

«С того, хотя бы, что так установлено от сотворения времён?» — мысленно кричу я, пока бунтующие чувства не позволяют мне говорить.

Когда Эви ошибается, то никогда не разменивается по мелочам. Её опрометчивое письмо превращает всю затею в катастрофу. Своеволие и привычка без обиняков высказывать собственное мнение — то, что прощается ей любящей семьёй — не может вызвать у чужаков такого же понимания и снисхождения.

Что же делать? Всё отменить? Об этом не может быть и речи. Совет одобрил, а отец прямо сейчас даёт братьям благословение ухаживать за нами. Нет, он никогда не простит Эви, посчитает проявленную глупость прямым оскорблением короне.

Признаваться нельзя. Достаточно того, что отец меня не замечает. Если всё откроется, то и Эви потеряет отцовскую любовь, и о двойной свадьбе можно будет сразу позабыть. Да и вообще, все наши планы рухнут. Увидеть Эви королевой-матерью за эти дни стало самой яркой моей мечтой. И я готова на многое ради счастья сестры.